Прогремел трамвай в сторону кольца. Мы перешли пути и подошли к остановке.
Ира сказала:
— А можно вам вопрос задать? Глупый-глупый?
— Задавайте, конечно.
— А сами вы счастливы?
— Иногда. Счастья не может и не должно быть много. Но мне нравится моя жизнь.
— Это такой нон-конформизм?
— Можно и так сказать. На самом деле, я просто не попал в эту струю. Фальшиво, все строится на обмане. Ценности — деньги и то, что на них можно купить. Я не хочу в этом участвовать.
Подъехал трамвай в сторону центра. Ира серьезно посмотрела на меня и сказала:
— Спасибо, что проводили. И спасибо за беседу. Мне было правда очень интересно.
— И мне тоже. До свидания.
— До свидания.
Она поднялась по ступенькам. Двери закрылись. Трамвай отошел.
Политика
Я выхожу из общаги — черные джинсы, кожаная куртка, бело-красно-белый платок на шее. Сегодня — демонстрация против Лукашенко. Иду один — соседи по комнате динамят мероприятие. Валяются на кроватях и плюют в потолок, потому что денег на водку нет. Козлы.
Навстречу — скучный задроченный народ. Им нет дела ни до политики, ни до всего остального. Только бы купить кусок колбасы, сожрать и засесть на весь вечер у телевизора, смотреть тупые сериалы. Мне их не жалко.
Сбор на площади Якуба Коласа. Издалека вижу толпу и бело-красно-белые флаги. Узнаю чуваков с факультета МО, здороваюсь. Мы стоим, курим, ждем, пока подтянутся еще люди.
Впереди кто-то дает команду — вперед. Идем по тротуару к оперному театру — там разрешено провести митинг. По проезжей части нельзя — вдоль тротуара стоят ОМОНовцы, ждут, чтобы кто-нибудь отбился от колонны. Не дай бог — отволокут во дворы и отобьют почки.
Со мной в колонне — чуваки с других факультетов, наших сегодня нет вообще. Мы орем: «Ганьба», «Луку за краты» и «Жыве Беларусь». Прохожие косо смотрят на нас: мы им мешаем идти по своим поганым делам, им приходится прижиматься к домам, пропускать нас.
Народу мало — максимум тысяча. Подойдут еще прямо на митинг, но мало. Такой колонной особо не погудишь. Собрать бы тысяч десять-пятнадцать, тогда ни ОМОН, ни менты ничего бы не сделали. Хоть на Администрацию президента иди.
Подходим к оперному. Там около сотни наших с флагами и плакатами «Жыве Беларусь», но еще больше ментов и ОМОНовцев. Откуда они только берутся? Как с мафией воевать, так их нет, а как оппозицию давить — все тут как тут. В автобусах — тоже ОМОНовцы. Сидят, ждут, играют в карты, смотрят в окна на нас.
Митинг начинается. Возле нас бегает журналистка — она была на прошлом митинге, и я ее раза два по «ящику» видел. Кричала что-то про демократию и свободу слова. Лет тридцать, одета по фирме.
Два мента, майор и старлей, смотрят на журналистку. Майор говорит:
— И эта опять здесь… Чмошная, бля, вафлями закиданная. Каждый раз ждет момент, чтоб залупнуться. Думает, сука, что если журналюга, то не тронем. Раз заволокли в автобус, дали пизды. Потом, правда, вони столько было — свобода слова, пресса, хуе-мое. Еле отбрехались.
— Она замужем?
— Какое там замужем? Развелась. С такой сукой ни один мужик жить не будет.
— Да, не говори ты.
Журналистка подходит ко мне.
— Добрый день. Светлана Рябова, газета «Минский курьер». Можно задать несколько вопросов?
— Да, конечно.
Она достает из сумки диктофон, сует мне под нос, жмет на кнопку.
— Сначала представься. Как тебя зовут, где ты учишься или работаешь?
— Антонович Сергей. Учусь на третьем курсе БГУ, факультет психологии.
— Скажи, почему ты пришел на сегодняшнюю акцию?
— Ну, как почему? Чтобы выразить свой протест против политики правящего режима. Идет обнищание народа, экономика загнивает, а чиновники обогащаются.
— А насколько, по-твоему, такие уличные акции могут быть эффективны в борьбе с режимом?
— Не очень эффективны, потому что ходит мало людей. Если бы ходило больше, то власть бы нас боялась и что-нибудь делала. А так — прислали милицию и ОМОН и могут ни за что не волноваться.
— А как ты считаешь, чем объясняется низкая политическая активность молодежи, студентов?
— Ну, людей сейчас мало интересует политика. Большинству надо только денег побольше и развлекаться, а на политику им как бы… положить.
— А они что, не видят связи между политической ситуацией в стране и уровнем жизни?
— Наверное, не видят. Не знаю.
— Хорошо, спасибо.
Она выключает диктофон и уходит. Я ,вроде, все правильно сказал. Пусть бы вставила в статью. Но если газета попадет к декану… В том году выгнали троих с МО за митинги — так их сейчас в Прагу пригласили учиться. Бесплатно. Повезло парням. Чуваки с их потока говорили — им там еще и бабки платят, нормальные причем: на пиво хватает.
Митинг кончается. Главные оппозиционные политики бочком выбираются из толпы и садятся в свои тачки, чтобы отвалить, пока не началась какая-нибудь фигня. Часть народу тоже сваливает, кроме самых активных, в том числе нас, студентов. Кто-то предлагает идти на проспект и к площади Независимости. Народ стремается: по проспекту идти не разрешали, а значит менты имеют право всех свинтить. Или сразу не свинтят, а подождут, пока разойдемся, и повяжут по одному. Но это фигня. Гулять так гулять.
Нас остается сотни две. Мы беремся за руки, чтоб менты не выдергивали по одному, и идем к проспекту.
Менты идут за нами и по бокам, но молчат и никого не трогают — значит, не было приказа. Недалеко — те самые майор и старлей. Откуда-то вылазит Рябова, подваливает к майору.
— Добрый день. Светлана Рябова, газета «Минский курьер». Разрешите задать несколько вопросов?
Мент отмахивается.
— Отойди, не до тебя тут.
— Как это отойди? Как это не до меня? Как ты разговариваешь, во-первых, с женщиной, а, во вторых, с журналистом, осел?
Несколько наших останавливаются посмотреть, что будет. Я тоже. Мы подходим поближе. Остальные притормаживают, поворачивают головы.
— Иди лучше отсюда, а то счас в машину затянем — узнаешь, как права качать.
— Да ты — урод, знаешь ты это? — орет журналистка. — Ты — грязь, рвань, с тобой ни одна нормальная женщина не ляжет, ясно?
Майор замахивается на нее кулаком. Я подскакиваю и бью ему ногой по яйцам. Он приседает, остальные менты кидаются на нас. Отбиваться нечем — палок нет, и выломать тоже нечего — ни плиток, ни забора. Мы рвем во дворы. Из автобусов уже выскакивают ОМОНовцы с дубинками: дождались, наконец, своего часа. Сидели, скучали в автобусах, а сейчас можно помахать дубинкой, сломать кому-нибудь пару ребер.
