Однако Хиггс продолжал в том же духе, очевидно, в попытке убедить присяжных в ненадежности памяти свидетеля. Ничего не прояснили и вопросы о том, было ли решение остаться в «Вестбурне» спонтанным. Не оправдались и старания Хиггса подчеркнуть абсурдность утверждения Кристи о том, что запах гари не ощущался за пределами комнаты, в которой произошло убийство.
Было невыносимо видеть, как опытный адвокат никак не мог справиться с таким уже наполовину выведенным из равновесия свидетелем, как Кристи. Наконец Хиггс нащупал слабое место.
— Мистер Кристи, вам не приходилось покидать «Вестбурн» в ту ночь?
— Нет.
— Вы знакомы с капитаном Сирзом, суперинтендантом полиции?
— Да.
— Вы с ним в хороших отношениях?
Кристи пожал плечами.
— Ни в хороших, ни в плохих. Я очень редко вижу его.
— Правда ли, что вы знакомы с ним с детства?
На этот раз он нервно сглотнул.
— Да.
— А как вы думаете, не может ли он иметь чего-либо против вас?
— Нет.
— Тогда я заявляю вам, что капитан Сирз видел вас примерно в полночь в машине на Джордж- стрит!
Кристи промакнул свой огромный лоб намокшим платком.
— Капитан Сирз ошибается. Я не выходил из «Вестбурна» после того как лег спать, и любое утверждение о том, что я был в городе, является грубой ошибкой.
Теперь Хиггс принялся вышагивать перед присяжными заседателями.
— Считаете ли вы, что капитан Сирз заслуживает доверия?
— Да, считаю. — Он снова сглотнул. — Но ведь и те, кому можно доверять, могут ошибаться.
Хиггс дал возможность присяжным, как и всей остальной аудитории, поразмыслить над возможным значением последнего утверждения Кристи, а потом произнес:
— Я закончил, милорд.
Остаток дня и все следующее утро Эддерли потратил на изложение собственной версии дела. Первым выступил доктор Куокенбуш, который изложил результаты судебно-медицинской экспертизы, основу которых составляло противоречие, состоявшее в том, было ли тело Оукса подожжено тогда, когда он был еще жив или же подожгли его труп, насколько об этом можно было судить по волдырям. Слишком мало времени было отведено на безуспешные лабораторные исследования, связанные с идентификацией «четырех унций густой и липкой» темного цвета жидкости, обнаруженной в желудке сэра Гарри.
Самый интересный момент наступил, когда главный судья торжественно спросил доктора Куокенбуша:
— За какое время мог бы умереть нормальный, здоровый человек?
На что Куокенбуш ответил:
— Нормальный и здоровый человек не умер бы, милорд.
Напряженная тишина в зале взорвалась смехом, перекрывшим призывы к порядку. Я с удовольствием отметил, что вкрадчивый Куокенбуш наконец-то оправдал бы ожидания Граучо Маркса, что обещало само его имя.
На следующий день после полудня симпатичная блондинка Дороти Кларк пересказала свой рассказ о том, как Фредди в дождь отвез ее домой и еще одну жену офицера, Джин Эйнсли.
Эти показания вряд ли были сюрпризом, и, если бы вызвали меня, я бы подтвердил их, но Хиггс, когда подошла его очередь задавать вопросы, решил пробить более серьезную брешь в лодке противной стороны.
Установив тот факт, что миссис Кларк видела, как де Мариньи обжегся, зажигая свечи, что помогло объяснить происхождение пресловутых опаленных волосков, которые якобы обнаружили Баркер и Мелчен, Хиггс спросил:
— Вы видели, как обвиняемого, Альфреда де Мариньи, провели наверх в «Вестбурне» для допроса утром девятого июля?
— Да, видела.
— Скажите, это было между одиннадцатью утра и полуднем?
— Да, я в этом уверена.
Ропот, прокатившийся по залу, указывал на важность этого заявления. Один из свидетелей обвинения только что заявил, что Фредди мог оставить свой отпечаток пальца на китайской ширме, дотронувшись до нее десятого июля! В то же время свидетельница поставила под сомнение правдивость показаний полицейских, данных под присягой.
За этим мгновением триумфа последовали часы атаки сменявших друг друга свидетелей обвинения, которые нарисовали чрезвычайно нелестный портрет Фредди.
Доктор Уильям Сэйяд из Палм-бич поведал суду о ссоре между сэром Гарри и Фредди, во время которой последний пригрозил «размозжить голову сэру Гарри». Вкрадчивый южанин, который посвятил меня в это дело, Уолтер Фоскетт, семейный адвокат Оуксов, детально рассказал обо всех семейных неурядицах, выставив при этом Фредди в самом невыгодном свете.
Выступивший в качестве суррогата взамен отсутствующего полковника Линдопа майор Пембертон — солидный человек с усами и авторивидом — представил версию, по которой полиция решила арестовать де Мариньи, и которая подтверждала показания, данные Линдопом под присягой. Странным образом Пембертон никак не упомянул о времени, в которое Мелчен провел обвиняемого наверх для допроса девятого июля.
Лейтенанту Джонни Дугласу — развязному шотландцу с ястребиным профилем, в безупречной форме цвета хаки — было поручено охранять де Мариньи до его официального ареста. Но поскольку они с Фредди были друзьями, обвиняемый несколько подвел своего стража, спросив у него, может ли человек быть осужден в британском суде только на основании косвенных улик, в особенности если орудие убийства не найдено.
В своей назойливой манере Дуглас также заявил, что будто Фредди сказал об Оуксе: «Этого старого ублюдка так или иначе следовало бы убить».
Хиггс предоставил возможность допросить свидетеля помощнику Каллендеру. Несколько полноватый, но подвижный красавец с овальным лицом обратился к Дугласу с вопросом:
— Осознаете ли вы тот факт, что обвиняемый — француз, что французские законы отличаются от британских?
— Да, осознаю, — ответил тот.
Главный судья наклонился вперед и задал свой собственный вопрос:
— Вы знали о том, что обвиняемый родом с Маврикия?
— Да, милорд.
Каллендер натянуто улыбнулся.
— А разве обвиняемый не справлялся, найдено ли орудие убийства?
— Конечно, справлялся!
— Но, при данных обстоятельствах, разве не представляется совершенно естественным задать такой вопрос? Может ли человек быть осужден при отсутствии орудия убийства?
— Да, это вполне нормальный вопрос, сэр.
— А разве вы не говорили обвиняемому: «Из-за сэра Гарри суетятся потому, что у него были бабки. Если бы это был какой-нибудь нищий цветной ублюдок из Грант-тауна, мне бы не пришлось так вкалывать»?
— Я не припоминаю, что говорил что-либо подобное.
— Вы часто пользуетесь выражением «ублюдок»?
— Я очень редко использую это слово.
Улыбка исчезла с лица Каллендера; он указал пальцем на щеголеватого маленького
