— Повезло? Разве это подходящее слово? Может быть, вам следовало бы сказать: «Это чудо, что мы нашли его?»
Мелчен, сидевший в зале, вдруг поднялся с места; его лицо было зеленым от отчаяния. Он бросился из зала, расталкивая сидевших в проходе на складных стульях зрителей.
Гарднер встал из-за стола прессы, выглянул в ближайшее окно и ухмыльнулся. Несмотря на шум лопастей вентиляторов и жужжание мух, с улицы донеслись приглушенные звуки рвоты.
— Вам не приходило в голову, капитан Баркер, — продолжал тем временем Хиггс, — что ожоги на лице и руках обвиняемого могли быть результатом долгого пребывания на солнце?
Баркер взглянул на де Мариньи, который с улыбкой вслушивался в каждое слово его показаний; бледное лицо обвиняемого как бы поддразнивало свидетеля.
— Конечно, — ответил Баркер Хиггсу. — Но я видел, насколько белой была его кожа, и поэтому заключил, что...
— Вот как! А разве вы не знали, что обвиняемый яхтсмен и часто находился на солнце?
Баркер не понимал, что теперешний цвет лица де Мариньи объяснялся тем, что тот много недель провел в тюрьме.
— Я... э-э... был поражен отсутствием загара у яхтсмена, — заявил свидетель.
Хиггс весь день таким образом продолжал наносить удары по Баркеру. Адвокат подверг тщательному анализу небрежные следственные действия обоих детективов, особенно их халтурную работу по снятию отпечатков пальцев. Он также вынудил Баркера признать, что тот не говорил Мелчену об отпечатках до приезда в Бар-Харбор.
— Капитан Баркер, я хотел бы, чтобы вы взглянули на две фотографии отпечатков пальцев, сделанные в порядке эксперимента экспертом защиты Леонардом Килером на том месте ширмы, откуда, как вы заявили, было снято «вещественное доказательство № 10».
Баркер взял в руки фотографию.
— Вы можете объяснить, почему «вещественное доказательство № 10» представляет собой столь четкий отпечаток, на котором нет характерного рисунка, свойственного деревянной поверхности, в то время как на этих снимках такой рисунок присутствует?
— Ну... возможно, эти отпечатки были сняты не с одного и того же места, что и «вещественное доказательство № 10».
— А вы не хотите сами провести эксперимент, капитан Баркер? Может быть, сойдете с трибуны и снимете несколько различных отпечатков с китайской ширмы на виду у всех? Вдруг вам снова «повезет»?
— Я... э-э... не думаю, что это удачная мысль.
— Понимаю. Однако на поверхности, которая отображена на «вещественном доказательстве № 10» есть рисунок, не так ли?
— Да, есть.
— А на поверхности этой ширмы есть что-либо похожее на подобные круги?
— Нет, сэр.
— Когда вы снимали отпечатки с ширмы утром девятого июля, капитан Мелчен проводил наверх обвиняемого?
— Думаю, что да.
— А вы не подходили к дверям комнаты, в которой капитан Мелчен допрашивал обвиняемого, и не спрашивали, все ли в порядке?
— Нет, я этого не делал.
— Не был ли представленный здесь вами отпечаток пальца обвиняемого получен с какого-либо предмета в той комнате, например, со стакана, который де Мариньи передавал Мелчену по его просьбе?
— Разумеется, нет!
Хиггс поднял вверх палец.
— Но ведь вы заявили о том, что обнаружили отпечаток после того, как обвиняемый покинул комнату, не так ли?
— Верно.
Хиггс отошел от свидетеля, и его голос зазвучал в зале суда с такими интонациями, которым позавидовал бы и такой актер, как Эддерли.
— Я считаю, что вы и капитан Мелчен намеренно подстроили все так, чтобы получить отпечатки пальца де Мариньи.
— Но это не так! — самообладание Баркера куда-то улетучилось; теперь он, весь потный, перешел на крик.
— Вам ни разу не приходилось свидетельствовать на процессе, имевшем такой значительный общественный резонанс, не так ли? Так я заявляю, что в своих собственных целях и в жажде известности вы пренебрегли истиной и совершили подмену вещественного доказательства!
— Я категорически отрицаю это!
— Милорд, — произнес Хиггс, изобразив на лице гримасу торжественного отвращения, — я закончил допрос этого свидетеля.
Баркер, поникнув головой, продолжал стоять на трибуне с вытянувшимся изможденным лицом; Хиггс нанес ему гораздо более серьезные удары, чем я в свое время. Затем он в полной тишине покинул зал суда, и эта тишина красноречиво свидетельствовала о всеобщем презрении к свидетелю.
Был объявлен перерыв на обед, и Гарднер отыскал меня в толпе, плотным потоком валившей из зала.
— Обвинение еще не закончило свое выступление, — сказал он. — Но защита вполне может выиграть это дело, не вызывая очередного свидетеля.
— Вы так думаете?
— Это ясно, как божий день, сынок — благодаря этой вашей улике, связанной с отпечатками пальцев. Вы проделали работенку, достойную Пола Дрейка!
— А кто такой Пол Дрейк?
Гарднер засмеялся и похлопал меня по спине.
— Ты мне нравишься, Геллер!
— Вы тоже остроумный человек, Эрл!
Гарднер оказался прав. Суд практически закончился: сфабрикованность обвинения против де Мариньи была очевидна. Защита на протяжении нескольких дней держала в напряжении всю аудиторию, но теперь наступила развязка.
Сам де Мариньи оказался весьма темпераментным и толковым свидетелем. Он четко рассказал о себе, оживленно жестикулируя при этом. Его французский акцент напоминал присяжным о том, что этот человек боролся за свою жизнь в чужой стране. С помощью Хиггса Фредди удалось убедительно подать себя не только как человека независимого в финансовом отношении, но и как удачливого бизнесмена.
Обвинение никак не могло повлиять на мнение суда, сложившееся в отношении обвиняемого. Хэллинан от отчаяния попытался было выяснить, имел ли Фредди право называться графом; оказалось, что обвиняемый имел такое право, но предпочитал не пользоваться им и даже просил местную прессу не употреблять его титул.
Американский друг де Мариньи Черетта, так же как и другие гости, бывшие на вечеринке, дал показания о событиях ночи убийства, не позабыв рассказать и о том, как Фредди обжегся; среди свидетелей оказалась также юная Бетти Робертс, светлые волосы которой падали на ее зеленое, в белую полоску, платье, а приятная улыбка и стройная фигура вызывали оживление за столом прессы.
Капитан Сирз оказался, как и ожидалось, крепким свидетелем, и даже лучшие выстрелы Эддерли не попали в цель: свидетель видел Кристи в полночь в центре Нассау, и все тут!
Лен Килер вбил последний гвоздь в гроб единственного вещественного доказательства — отпечатка пальца.
Ни одна из сторон не вызвала меня в качестве свидетеля; защите я был не нужен, а обвинению нежелателен.
