— Но что все-таки следует из того, что мы попали в другую реальность? — спросил я.
— Теперь понятия не имею. Раньше мы бы просто вернулись в свою, прожив в той некоторое время. А теперь…
— Уж не хотите ли вы сказать, Степан Матвеевич, — спросил Семен, — что мы навечно застряли в этой непонятной реальности?
— Ничего я не хочу сказать.
— Нам же ведь в Усть-Манске сходить! Нет, уж вы, пожалуйста, все сделайте как положено.
— Да как же я могу сделать?
— А это не наше дело. Вы нас сюда затащили, вы нас и выручайте!
— Да откуда вы взяли, что именно я вас сюда затащил?
— Так ведь это все вы путешествуете по другим реальностям. А нам это вовсе ни к чему. Нам вот в Усть-Манск нужно.
— Да успеем мы еще в Усть-Манск, — разволновалась Тося.
— Тут нужно внести ясность, — сказал Иван. — Степан Матвеевич никак не мог своею волею перенести нас в другую реальность. Если это и произошло, то нужно искать причину и методы возвращения. А то, что он находится в нашем поезде, так это даже хорошо, потому что никто не знает столь много об этих самых путешествиях во времени, как Степан Матвеевич. И его опыт и знания должны нам помочь. Тем более что еще ничем совершенно не доказано, что мы действительно перенеслись в другую реальность. Странностей, конечно, много.
— Не знаю, — сказал я, — происходит тут на самом деле что-нибудь непонятное и таинственное или нет, но ощущение какой-то тревоги все время не покидает меня. Чувствую, что что-то все же произошло, но не могу понять, а главное, кажется, даже и не хочу. То есть хочу, чтобы все так и осталось.
— Я тоже чувствую что-то необычное, — сказала Тося. Но в ее голосе было столько восторга и радости по поводу этого необычного, что в основе наших чувств не могло быть ничего общего. Ей было интересно, что же будет дальше. А я боялся, что у меня исчезнет то, что я уже имел.
17
— Пойду узнаю, когда будет Усть-Манск, — сказал Семен и двинулся к купе проводниц. Вот сейчас он там немного поговорит, все выяснит, успокоится. Обогнуть Усть-Манск мы никак не могли. Должен быть Усть-Манск, так же как обязательно должен быть пришелец на пути Семена и Тоси.
Времени было часа четыре. Самое пекло. Семен вернулся успокоенный, встал на полку и проверил, действует ли вентилятор. Нет. Он упорно не действовал.
Я полез в карман за платком, но вытащил оттуда лишь аккуратно сложенную вчетверо телеграмму.
— Э! А про телеграмму-то забыли!
— Бабуся Коля, — подхватил Степан Матвеевич.
Все другие, может, и боролись с жарой, но Степан-то Матвеевич был занят явно другим. Он старался найти объяснение случившемуся с ним.
— Да-а! — вскричал я. — Ну надо же. Совершенно забыл. Бабуся ведь оставила в нашем купе чемодан!
— Как так? — удивился Семен. — Забыла?
— Нет. Она его специально не взяла. Оставила, и все. Пусть, кому нужно, тот берет.
— Это она из-за меня? — спросила Тося.
— Нет, нет. Она его действительно оставила нарочно. Не нужен он ей. И внук Коля тоже сказал: пусть этот чемодан едет в Марград.
— Ой как интересно! — засияла Тося. Сейчас я понимал Ивана. Тося — красавица!
— Садитесь сюда, — предложил ей Иван. Тося перелетела на его место. Они немного столкнулись из-за неповоротливости Ивана, но женщина не обратила на это внимания. Иван же только нахмурился.
— Комиссию надо выбрать, — предложил Семен. — Опись придется делать. И тетю Машу надо пригласить, как представителя администрации. У кого есть бумага и ручка? У меня есть бумага и ручка. Так что, начнем?
Тетя Маша каким-то образом почувствовала, что ей совершенно необходимо находиться здесь, и уже спрашивала:
— Это кто тут чемоданы оставляет?
— Тебе бабуся сказала об этом чемодане, — обратился ко мне Семен, — ты и открывай его.
Я поднял полку. Чемодан был старый и какой-то нестандартный, скорее всего самодельный. Замка у него не оказалось. Простая палочка была воткнута в петлю, чтобы при переноске не открывалась крышка. Я вытащил палочку, положил ее на столик и начал медленно открывать крышку чемодана. В чемодане находилось какое-то изделие. Не вещь, не тряпка, а именно изделие, даже произведение прикладного искусства. Что-то резное, точеное, с тщательно выделанными деталями. Что-то очень знакомое и неопознанное лишь потому, что имело другие размеры, чем привычное. Да и видно его было пока только сверху.
— Ой! Что это? — удивилась Тося. — Скажите мне, что это?
— Магазин, — сказал я. — Бабуся говорила, что в этом чемодане магазин.
— Как это магазин? — не поверил Семен. — Какой еще может быть магазин в чемодане?
— Вот этого не знаю. А в другом чемодане у бабуси был поезд. А в рюкзаке — пасека.
— Ерунда, — не поверил Семен. — Какой поезд? Какая пасека?
— Поезд, — пробормотал Степан Матвеевич. — Вы что же, сами его видели? Собственными глазами?
— Видел, — сказал я. — Как живой… то есть как настоящий. И ощущение такое, что он даже движется.
— Что же вы раньше не сказали?!
— А в опись что записывать? — вмешался Семен. — Магазин?
— Одну минуточку, — попросил Иван. — Так ничего не разберешь. Давайте его на стол или полку.
— Давай, — согласился я.
— Только осторожнее, — попросила Зинаида Павловна. — Тут такая резьба! Тут красота неописуемая!
— Беритесь за тот край! — скомандовал Иван. — А я за этот. Мы приподнимаем, а вы, Степан Матвеевич и Семен, убирайте чемодан, а то тут не очень-то и развернешься. Давай! — Мы схватились за углы непонятной, но красивой игрушки и начали приподнимать ее. — Осторожнее, не задень за тару, — прохрипел Иван. — Вытаскивайте! Вытаскивайте! Тяжелая штука…
— Все, — приглушенно сказал Степан Матвеевич. — Ставьте.
Мы с Иваном поставили магазин на Тосину полку.
— Так я записываю? — спросил Семен. — Магазин, что ли? Так и писать: магазин. Смешно… Разве это опись?
Я немного отдышался и теперь уже более внимательно рассмотрел произведение прикладного искусства. Бог ты мой! Да что же это?! Ведь это… Ведь это был… Но какое совершенство! Какая точность! Просто невероятно.
18
— Похоже на универмаг, — в растерянности прошептал Степан Матвеевич. — Марградский
