дело какое-то у него появилось. — И пусть не будет… Все равно.
— Я, — продолжал Иван, — изъездил всю Сибирь вдоль и поперек. Пригороды Усть-Манска уже должны были начаться. Поселки и платформы, куда ходят пригородные электрички. Но только ничего этого нет.
Нет, Тося не испугалась. Она, кажется, просто ничего не поняла, не расслышала, потому что что-то искала сейчас в своей душе, в потемках, без всякого света впереди, да и не зная даже, что же ей нужно. Инга слегка прикусила нижнюю губу.
— Дело в том, Инга и Тося, — сказал я, — что наш поезд, как предполагают Степан Матвеевич и Иван, попал в другую реальность, которая во многом похожа на нашу. А как вернуться назад, мы не знаем.
Инга, как мне показалось, облегченно вздохнула. Вот как! Значит, чужая реальность ее вовсе не очень и страшит. Или она еще не совсем поняла, что произошло?
— Скорее всего и не другая реальность, — сказал Иван, — а нуль-упаковка.
— Да, — поддержал его Степан Матвеевич.
О, бог мой! У них уже было другое предположение. У них уже не другая реальность, а нуль- упаковка! Ну конечно, нуль-упаковка! Тут и бабуся, и ее чемоданы, и рюкзак, и телеграмма! Все объяснилось так же просто, как и в случае с другой реальностью.
Я так и сказал:
— Сначала другая реальность, теперь нуль-упаковка, а, через час будет еще три или двадцать объяснений. И все они правильны и единственно возможны, но только по очереди, а, впрочем, может быть, и безо всякой очереди.
— Я пойду соберу стройотряд, — вдруг сказала Инга.
— Это правильно, — согласился Степан Матвеевич, — только не надо всех, а человека три- четыре.
— А мама мне всего, да, всего в дорогу положила, — прошептала Тося.
Иван постучал по стене кулаком.
— Начальника поезда надо пригласить и радиста, — сказал Степан Матвеевич.
— Так я к ребятам? — спросила Инга. Она торопилась. Она хотела что-то сделать. Побыстрее. А потом к Сашеньке. Она теперь его ни на миг от себя не отпустит. — Я быстро.
— Хорошо, Инга.
Она рванулась чуть ли не бегом.
— И я, — сказала Тося.
— А вы куда? — спросил я.
— Не знаю. Я так. Узнать. — И она тоже вышла.
В тамбур из перехода протиснулся официант со своей корзинкой, наполненной все теми же кусками жирной жареной колбасы. Вид у него был довольно обалделый.
— Колбаса, — испуганно прохрипел он, — со скидкой. Вам сколько порций?
— Колбасы нам не надо, — твердо отверг все его притязания Степан Матвеевич.
— Как же? — не понял официант. — Ведь со скидкой!
— Нет, нет. Спасибо, не требуется.
— И все так. Весь поезд. По четвертому кругу пошел. Никому колбаса не требуется. А суп только детям и престарелым.
— Да не нужен нам суп. Антрекотов даже не нужно! — вспылил Степан Матвеевич. — Понимаете? Мы не хотим есть.
— Так, так, — официант все равно ничего не понимал. — А в ресторан? Все места свободны… Никто не идет.
— Нам сейчас не хочется есть, — как можно спокойнее, но уже еле сдерживаясь, сказал Степан Матвеевич.
— Вот и все так. Весь поезд не хочет колбасы. Никто не хочет в ресторан. А у нас план. У нас премия с перевыполнения.
— Весь поезд? — переспросил Иван.
— Весь поезд, — подтвердил официант. — С ума народ сошел. Игнатий Филиппович, прекрасной души человек, повесился от недоверия.
— Кто?! — вскрикнул Степан Матвеевич.
— Игнатий Филиппович. Он у нас по мясным и рыбным… Не совсем, впрочем, повесился, а так, угрожал, раз, говорит, никто не хочет есть мои отбивные, раз меня игнорируют, раз… ну и там все прочее. Он у нас оч-чень строгий мужчина. Так отказываетесь?
— Отказываемся, — подтвердил Степан Матвеевич.
— Тогда его не удержат.
— Кого?
— Да Игнатия Филипповича. Его ведь за руки держат. Из-за этого и картофеля начистить не успели, а гарнир теперь из лапши. А ведь лапшу-то, ее ведь сразу можно вываливать, все равно никто есть не будет. Так, значит, нет?
— Нет. Попозже. Сейчас и без того дел много.
— Ну, ну, не бережете вы поваров… Он же квалификацию из-за этого потерять может…
Официант еще раз обиженно взглянул на всех нас и рванулся в вагон. Он еще на что-то надеялся.
21
— Времени сейчас терять нельзя, — сказал Степан Матвеевич. — Начнем, пожалуй. Я к начальнику поезда, как наиболее представительный из нас троих. Ивана прошу к радисту. А вы, Артем, если только это возможно, подготовьте как-нибудь место для нашего совещания.
Мы вышли в коридор. Зинаида Павловна пеленала Сашеньку, собираясь, наверное, нести его к кормящей матери в соседний вагон.
Тетя Маша вперевалочку выкатилась из своего купе и завела речитативом:
— Кому слазить в Усть-Манске? Кому в Усть-Манске? Стоянка четырнадцать минут. Прибываем! Стоянка…
Она неторопливо шла по проходу, а человек пять пассажиров уже приготовились к высадке, правда, еще не загромождая коридор своими вещами, потому что ясно видели, как за окнами вагона расстилается бескрайняя степь.
Тетя Маша поравнялась со мной. Я не утерпел и спросил:
— Да где же Усть-Манск? Степь одна!
— А меня это не касается, — спокойно ответила тетя Маша. — По расписанию должен быть Усть- Манск.
— Так ведь нету его! Может, поезд опаздывает?
— Ну, гражданин! Да такого с нашим фирменным поездом еще и не бывало. Да и предупредить должны по радио, если какая задержка случилась. А и не предупреждали. Значит, по расписанию.
— Ну, ну. Посмотрим.
— Посмотри, гражданин, посмотри, да не больно глаза-то просматривай. Кому в Усть-Манске сходить?
Я не стал слушать ее дальше. Поколебать уверенность проводницы тети Маши было наверняка невозможно. Да и не требовалось этого по крайней мере сейчас.
Я заглянул в купе. Наши со Степаном Матвеевичем полки были пусты. А нижняя, на которой должен был стоять макет Марградского универмага, оказалась плотно занавешенной двумя простынями. Перед этой завесой стоял Валерий Михайлович, непоколебимый и решительный. Ясно, что он никого не пустит взглянуть, что там за этими простынями делается. Ну ладно… Тут мы еще посмотрим! На противоположной
