Пересекая улицу, столкнулась еще с одним — из-под 1-й части 228 статьи.
Его, бедного, аж трясло всего. Но при виде меня затрясло еще больше. Он винтом развернулся и помчался от этого проклятого подъезда по улице прочь.
Наверное, я была похожа на какого-нибудь дознавателя из прокуратуры.
И тогда я зашла в дом напротив. Вот так, через грязное окно лестничной площадки, и буду вести свое наблюдение.
Теперь все пошло как по маслу. Покупатели (все — бледненькие, с потухшим взором) шли один за другим. Батюшки, сколько же их! Не исключено, что там в какие-то минуты даже очередь могла возникнуть перед дверью.
А вот ментов не было. Все-таки Гошина информация об облаве оказалась неверной.
Ужасно хотелось курить. Я пожалела, что послушалась Гошу и оставила сумочку на работе (на случай облавы — чтобы менты не подбросили наркотик), а карманов в юбке у меня не было. Вот постою еще минут десять и уйду. Все равно факт покупки-продажи я видела чуть ли не собственными глазами: в течение сорока минут молодые парни и девчонки заходили только в подъезд дома № 3.
И вдруг я увидела нечто интересное.
У нехорошего подъезда уже минут пять крутилась девчонка с тощим хвостиком на затылке, перетянутым аптечной резинкой, но внутрь не заходила. «Новенькая, наверное, вот и побаивается, — решила я. — Глупая, шла бы домой, здоровее бы была».
Но девчонка не уходила, словно высматривала кого-то. В это время из калитки проходного двора вышла «моя девушка» (ее я встретила на этой улице первой). Она поравнялась с «новенькой», чуть замедлила шаг. Потом кивнула головой и что-то быстро взяла из рук незнакомки. Я из своего укрытия плохо видела, но была уверена, что это — деньги. Понятно: та боится зайти в подъезд и попросила купить дозу на себя (наркоманы узнают друг друга с полувзгляда).
Все, мою слежку можно было считать законченной. Я вышла из подъезда, раскрыла зонт Шаха, поскольку начинался дождь, и перешла улицу. Я уже поравнялась было с юной наивнячкой, когда из подъезда вышла «моя девушка» и сунула той что-то в руку. И вдруг в тишине раздался звериный рык: «Стоять, милиция!», и возле нас как из-под земли возникли три амбала. Я успела только увидеть белые от ужаса глаза «моей девушки», как и на ее, и на моих руках защелкнулись наручники.
Сломанный Витькин зонт остался валяться на тротуаре.
Подъехал милицейский «уазик». «Моя девушка» в наручниках, забираясь в машину, зло пихнула ногой «новенькую»:
— Сука! (На «новенькой» почему-то не было наручников.)
Второй пинок достался уже мне:
— Наводчица!
— Наркоманка хренова! — Я шарнула ее по хребту.
— Я вам, твари, сейчас устрою!… — рявкнул мент, и мы заткнулись.
Когда машина тронулась, дверь нехорошего подъезда открылась еще раз. Из него вышла хорошо одетая женщина с гладко причесанными черными волосами. Горделивая осанка. Царская поступь.
Меня как молнией пронзило.
Нет, не может быть, померещилось.
Мне теперь моя Мэри Блад будет мерещиться до конца дней. И девочки кровавые в глазах…
Я прилипла к окну. Ляля-черная уходила в противоположную сторону.
«Ну, оглянись же! Оглянись!»
Она не оглянулась.
В отделении с нами общались те же два — из задержавших — мента (водителя отпустили).
— Ну что могу сказать: отлично контрольную закупку провели! Сразу двух взяли. Тут тебе и первая, и вторая части 228-й. Премия обеспечена, — потирал руки рыжий мент. Второй — светловолосый парень — обалдело уставился на меня.
— Мне надо позвонить. Меня задержали незаконно!
Я еще в машине пыталась прервать радостное зубоскальство «рыжего». Говорить старалась спокойно, чтобы не схлопотать по физиономии. «Моей девушке» за сопротивление уже влепили пару пощечин, и теперь она в отделении тупо давала показания. У нее изъяли помеченные купюры, которые ей передала «новенькая». «Новенькая» же была совсем не новенькой. Второй раз попалась с наркотиком и, чтобы избежать очередного дела, дала согласие помогать следствию (за это, как известно, освобождают от наказания). С «моей девушкой» они были знакомы, поэтому та при передаче денег не заподозрила коварства. И теперь «моя» каялась, шмыгала носом, закладывала Лялю.
— Давай мы запишем так: деньги на наркоту ты взяла, а вот никаких Мань и Ляль не было. В подъезде ты нашла наркотик, а еще лучше — на улице, и решила сэкономить, — учил мент «мою девушку».
— Какая разница — нашла или купила? недоумевала задержанная. — Все одно — статья…
— А ты послушай умных людей: одно да не одно… — врал «рыжий».
Я понимала: они отводили подозрение от Ляли.
— Мне надо позвонить! Я — журналистка! — подала я голос.
— Все вы тут поначалу журналистками оказываетесь. Вот сейчас зададим вопросы, ты на них ответишь…
— У меня нет наркотиков! Я случайно мимо проходила, когда вы налетели.
— А вот совсем уж врать не надо!
Тебя, «журналистку» хренову, час у этого дома пасли. Сразу взять не могли, когда ты у подъезда крутилась, — ты бы нам контрольную закупку загубила.
А эта шмакодявка опаздывала, — «рыжий» кивнул на «новенькую».
Светловолосый мент засомневался:
— Может, правда, журналистка?
С виду-то на наркоманку не похожа…
— С виду — не похожа. А почем мне знать, может, она из интеллигентных — кокаинщица. Голливуд, твою мать…
— Ну и где же я этот наркотик прячу? — почувствовала я поддержку светловолосого. — Сумочки у меня нет, карманов — нет, лифчик летом я не ношу. Что, в трусы полезете?
От такой наглости «рыжий» аж задохнулся:
— Ну ты посмотри на эту стерву! Еще сиськи свои мне на стол выложила… «В трусы!» А что? Может, действительно проверим?…
«Рыжий» наклонился ко мне, и в лицо пахнуло чесночно-водочным перегаром. Я почувствовала, как тошнота подступила к горлу. Козел вонючий!
Я в ужасе заметила, как «рыжий» заерзал на стуле, нервно сглотнул. При этом его мерзкий кадык запрыгал по шее, как детский резиновый мячик. Он повернулся к светловолосому:
— А ты чего, Колюня, тут сидишь?
Мог бы и домой пойти, к жене, детям.
Мне тут и одному делать нечего — в пять минут с бумагами управлюсь.
Я с мольбой взглянула на блондина.
В его глазах читалась полная беспомощность.
Вдруг дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге появился… Гоша.
