Жена профессора оказалась очень милой девушкой. Стриженая, светленькая, глаза не нахальные. В общем, в моем вкусе.
— Здравствуйте, я имел некоторые дела с вашим мужем, но тут случилась такая трагедия.
— Да, Витя был замечательный человек.
— Извините, а в каком институте он был профессором?
— Я не знаю.
— Как так?
— По-моему, он химик. Но сколько я его знаю, а мы познакомились года полтора назад, все это время он занимался только бизнесом.
— И каким?
— Разным. Но он не любил говорить об этом.
— Но он вас знакомил со своими партнерами?
— Конечно. Мы ходили с ним в клубы. Там он встречал знакомых. Он говорил: «Познакомьтесь, это Инна. Инна, это Иван Иванович».
— То есть адресов их вы не знаете?
— Нет, не знаю.
— А бывшая жена?
— Я ее никогда не видела.
— А дочь?
— Света недавно вышла замуж. Витя купил ей квартиру в Озерках.
— И какие у него были отношения с дочерью?
— Со Светой хорошие. А с ее мужем — Валерой — ужасные.
— Почему?
— Он считал, что Валера должен сам зарабатывать на жизнь, а не просить у него подачки. Кроме того, у них был конфликт из-за какого-то пакета.
— Ваш муж жаловался мне на то, что за ним следят. Вы не замечали слежки?
— Нет. По-моему, все было хорошо.
— Вас не вызывали в ФСБ?
— Нет, зачем?
Наш разговор заходил в тупик. Инна ничего не знала. Но мне не хотелось уходить.
— Знаете что, Леша, — вдруг сказала мне она, — я очень хочу вам помочь. Давайте встретимся, вместе походим по тем клубам, где мы бывали с Витей. Я вам покажу людей, с которыми он меня знакомил.
— Давайте, — радостно согласился я.
В кабинете Обнорского курили все, кроме меня. Дышать было невозможно. Надо поставить кондиционер, подумал я. А еще лучше запретить курить.
— Мы выяснили, — говорил Зудинцев, — что докторской диссертации у Заслонова не было. Пошли по кандидатским. Оказалась — была. По химии — о воздействии радиоактивного излучения на химический состав чего-то там еще — монографию нам выслали по почте, так что она еще не скоро придет. А защищал он диссертацию в Киеве, и уже довольно давно. Кстати, сто четырнадцатый элемент таблицы Менделеева действительно открыли совсем недавно, но наш профессор тут абсолютно ни при чем. Хвастал, наверное. В общем, никакой он не профессор.
— А что с пепельницей? — спросил я.
— Эксперты говорят, что его ударили по голове именно ею. Но отпечатков пальцев на пепельнице не нашли. Ее то ли помыли, то ли протерли.
— А мне рассказали нечто любопытное, — сказал Обнорский. — Мне сказали, что нашего профессора подозревали в связях с израильской разведкой. Якобы он то ли передавал, то ли говорил, что передаст, какие-то технологии. Таким образом, у нас образовалось три направления: это разборки вокруг леса, иностранная разведка и убийство на бытовой почве.
— У нас еще псих-священник есть, — подал я голос.
— Да, и священник. Будем все это разрабатывать.
— А что, твоих финнов интересует не только экспорт леса?
— Моих финнов интересует правда о лжепрофессоре Заслонове. И я обещал, что мы эту правду в письменном виде им подадим. За соответствующую плату. В общем, пусть Зудинцев сидит на хвосте у милиции, Горностаева постарается выяснить, какими химическими технологиями мог заниматься Заслонов, а Скрипка продолжает общение с родными и близкими покойного.
Я узнал телефон дочери профессора. Позвонил. Сказал, что мы встречались с ее отцом незадолго до смерти, хотелось бы довести дела до конца. Она согласилась встретиться. Я уже знал, что ее зовут Светлана, что ей двадцать один год, она учится на экономическом в университете. Замужем. Детей нет. Фамилию после замужества не меняла. Квартира у нее была в новом доме. Но — однокомнатная. Дочка профессора внешне совершенно не привлекала — она не красилась, в том смысле, что не пользовалась косметикой, и от этого ее лицо показалось мне однотонно серым.
— Ваш отец обратился в наше агентство, потому что считал, что за ним следят и кто-то сливает компромат на него в прессу. Вы не знаете, кого он опасался?
— Отец не любил рассказывать о своих делах. Так, спросишь его: «Как дела, как фирма?» «Хорошо, но должно быть лучше». Вот и весь разговор.
— А ваш муж — он был посвящен в дела фирмы?
— По-моему, нет.
— Новая жена вашего отца говорит, что у него был конфликт с вашим мужем.
— Да, они поругались. Но папа был не прав.
— А в чем дело?
— Я это уже рассказывала на Литейном.
— В милиции? — уточнил я.
— Нет, в КГБ, ну, как он сейчас называется, — ФСК.
— ФСБ. Вы знаете, с этими названиями столько всяких забавных историй. Один мой приятель, в прошлом, кстати, кагэбешник (сейчас он торгует мороженым оптом), придумывает аббревиатуры. Ко всему. Жена его еще понимает, а в магазине — уже с трудом. Он, например, собаку свою называет СНП — собака неизвестной породы. А тещу — ЖДМНЖ. Что означает: женщина, доставшаяся мне в нагрузку к жене. При этом он умудряется так лихо произносить эти буквы на одном дыхании, как китаец какой-то. Особенно трудно его домашним, когда он новое слово в оборот вводит. Так он им завел тетрадочку. Называется: «Словарь незнакомых слов и выражений». И туда он все записывает, чтобы они имели возможность подучить слова, пока он мороженым торгует. Да, значит вы были в ФСБ?
— Да. Они меня тоже об этом спрашивали. А я им сказала, что папа говорил, что спрятал у нас в квартире какой-то пакет или папку. Спрятал — и не сказал нам. А потом этот пакет пропал. И он считал, что его взял Валера.
— Валера — это ваш муж?
— Да.
— И где ваш отец этот пакет спрятал?
— Я не знаю точно. По-моему, в стенном шкафу. Они с Валерой ругались два дня — сначала я думала, что все уже кончилось, потом отец вернулся — и опять пошли.
