можно я кружок вокруг памятника Кирова сделаю, послушаю, как она идет? Наш уши развесил, а чего, говорит, давай, сделай кружок. Старлей в машину сел, на площадь вышел и оттуда по газам и на Стачек. А наш все еще не врубается - стоит, ждет. Пять минут стоит, десять стоит. Потом подходит к старшине, который неподалеку в своем «козле» сидит, скучает, и спрашивает: а это старлей из какого собственно отдела? А старшина ему: дык, не нашенский это! Я, говорит, нашенских всех знаю, а «этого кота первый раз вижу». Наш тут ксиву вытаскивает, в морду ему тычет, давай, браток, выручай, ломанемся, может, догоним еще. А тот ему спокойненько так: не, говорит, не догоним. Почему? Дык, бензин у меня кончился, не видишь, что ли - потому и загораю. Подожди, через час напарник подъедет, тогда и погоняем… Вот такая история, Сергеич, а ты там за какого-то Яшу переживаешь.
– И что, так и не нашли тачку?
– Да ну, какое там. Его отец, кстати, до сих пор не в курсе. Парень сказать боится, опасается, как бы инфаркт не приключился… Ну так чего, насчет пузыря, сбегать?
– Нет, Вадик, спасибо. Давай как-нибудь в другой раз. Мне уже бежать пора.
– Ну тогда счастливо.
Нестеров вышел на улицу, позвонил Лямке, и уже через пятнадцать минут зеленая «лягушка» подобрала бригадира возле музея Суворова.
Ближе всех жил Козырев, поэтому поехали к нему на Лиговку. Паша провел мужиков в свою комнату и первым делом бросился убирать основательно захламленный стол. Нестеров, который был в гостях у Павла впервые, по-хозяйски осмотрелся и пришел к выводу, что комната очень даже ничего - жить можно. Бригадир уселся на диван, машинально взял в руки лежавшую на нем книжку, прочитал название: С. Сватиков «Русский политический сыск за границей». Присвистнул, наугад открыл, зачитал вслух: «… Вознаграждение сотрудника находится в прямой зависимости от ценности даваемых им сведений и положения, занимаемого им в организации…». «Толково», - одобрил бригадир и, обращаясь к Козыреву, спросил:
– Это кто ж тебя такими книжками снабжает?
– А, это?… Да так, соседка дала почитать, - уклончиво ответил Паша, который не афишировал свои доверительные отношения с Михалевой.
– Интересная у тебя соседка. Познакомишь?
– Да она сейчас, наверное, еще на работе, -вконец смутился Козырев и постарался перевести разговор в другую плоскость. - Может, вы есть хотите? У меня еще пельмени остались.
– Конечно хотим, - живо откликнулся Нестеров, вспомнив, что ничего не жрал с самого утра. - Вот только от пельменей меня увольте, хотелось бы чего-то более существенного… Так, Лямка, ты у нас что заканчивал?
– Техникум. Топографический.
– Отлично, значит должен уметь чертить… Паша, выдели нам с товарищем чертежником бумагу, рисовалки, а сам давай-ка дуй в магазин. Купи мяса, овощей каких-нибудь. Вот деньги.
– Да у меня есть еще.
– Ты мне это гусарство бросай. Есть у него… Господин Ладонин выделил нам на усиленное питание, так что давай, бери и вперед. И ни в чем себе не отказывай…
Когда через полчаса Козырев вернулся из ближайшего универсама, загруженный продуктами в красивых упаковках, то застал следующую сцену: Лямин сидел за столом и старательно заполнял рукописную схему, испещренную кружочками и стрелочками, тянувшимися к центру, где красовалась крупная надпись «Ташкент». Нестеров возлежал, забросив ноги на диванный валик, и диктовал: «Ближний круг, 1994 год, Аркадий, подельник, улица Марата, 16, бежевая 'Волга', госномер…».
Увидев Козырева, Нестеров вскочил и, потирая руки, довольный сказал Лямину: «Все, Шарапов, давай передохнем немного, а то от этих рож меня уже мутит» [54].
Бумаги спешно сдвинули на край стола, и Павел стал выкладывать продукты под одобрительные комментарии бригадира. Напоследок, немного помявшись, Козырев выудил на свет бутылку красного сухого. «В магазине сказали, что оно к мясу очень хорошо подходит», - оправдываясь, промямлил он. Нестеров повертел в руках бутылку: «Вообще-то, мужики, с этим делом надо бы пока завязать. Тем более, что один из нас, не будем показывать пальцами, вроде как за рулем… Но если, как уверяют в магазине, есть мясо без этого нельзя, то думаю, что стаканчик-другой сухого повредить не должен».
Ужин прошел в дружеской домашней обстановке, за которой Нестеров поведал «грузчикам» про завтрашний выходной, чем здорово обрадовал Лямина.
– Класс! Наконец-то съезжу на залив. Накупаюсь.
– Съезди, конечно. Только сперва смотаешься на «Юнону», купишь базы данных - адресную, фирмы, сотовые телефоны. Если будет еще что-то интересное - бери все до кучи, не экономь.
– Ну вот, - огорчился Лямка. - В кои-то веки собрался искупаться… Я ж пока до этого юго-запада от себя доберусь, уже полдня пройдет. О! Пашка, а давай вместе с тобой на нашей «лягушке» завтра с утра до рынка прокатимся, а потом на пляж.
– На Павла у меня другие виды, - обломал его Нестеров. - Слушай, Паш! У тебя в связи с завтрашним выходным никаких планов не намечается?
– Да вроде нет.
– Тогда я тебя попрошу - не отвезешь меня завтра в Рощино? Дочку надо повидать, уже две недели никак не могу вырваться.
– О чем разговор! Конечно, отвезу.
– А говорили, что машиной пользоваться только для работы, - съязвил было Лямин, но тут же осекся, поймав на себе тяжелый взгляд бригадира.
– Знаешь, друг мой Лямка, был у меня в РУБОПе один знакомый опер. Работал он в отделе, который разрабатывал организованные преступные группировки, и в начале 90-х недели не проходило, чтобы он не выезжал на задержания на омоновских сноповязалках. Так вот, была у него странная привычка: своих, местных, бандосов при задержании он, конечно, бил, но не сильно, так, в профилактических целях. Зато вот азеров, чеченов и прочих гостей нашего города метелил беспощадно. И когда его спрашивали, откуда у него повелось подобное пристрастие, мол, не националист ли он, часом, он неизменно отвечал: нет, я не националист, просто то, что положено Питеру, не положено Баку. Понимаешь, о чем бишь я?… Вот и славно. Все, мужики, доедаем -и за работу. Надо бы за сегодня тему с делами оперучета добить…
Через два часа результатом «мозгового штурма» стал список, в котором значились двенадцать близких связей Ташкента, а также семь адресов, к которым он когда-либо имел притяжение. Отдельным списком были представлены иногородние связи Ташкента, но их пока решили отложить - до лучших времен. Смотаться хотя бы в ближайшую по географии Москву у смены пока не было никакой возможности.
На следующий день Нестеров и Козырев добрались до Рощино часам к одиннадцати. Обрадованная Оленька расцеловала отца и тут же с деловым видом принялась рыться в пакетах, собранных Ириной. Перебрав фрукты-сладости и не найдя искомого, она демонстративно надула губки и обиженно заявила:
– Так я и знала. Никогда ничего ответственного вам с мамой поручить нельзя. Я же просила привезти мне июльский номер журнала Уез с «Фабрикой звезд». Неужели так трудно запомнить, а, папочка? В этой деревне у всех знакомых уже давно есть, а у меня - как обычно.
Оленька, как и все нынешние девочки ее возраста, была помешана на «Фабрике» и прекрасно ориентировалась во всех хитросплетениях, происходящих с участниками этого проекта, который лично у Нестерова вызывал чувство, близкое к отвращению. За что Оленька на него часто сердилась и называла, ни много ни мало, ретроградом. Пришлось Паше везти их за журналом в Зеленогорск. Получив желаемое, Оленька подобрела и великодушно разрешила себя развлечь. Так что они и в парк на карусели сходили, и на пляж заехали, и в кафе-мороженое посидели. Словом, оттянулись в полный рост и вернулись обратно в Рощино лишь в шестом часу, получив нагоняй от Елены Борисовны, которая в ожидании их уже дважды разогревала борщ.
Обедать сели на просторной открытой веранде. Оленька от обеда отказалась, сославшись на отсутствие аппетита, который она перебила из-за того, что папа перекормил ее мороженым и ушла гулять с подружками. А вот Нестеров и Павел с удовольствием отведали домашнего борща и жареной картошки с
