ее все быстрее и быстрее, засасывая, затягивая в мертвую необъятную бездну… «Джуди… — далеким эхом раздавалось в бездне. — Джуди…»
Она открыла глаза, приподняла голову, ничего не соображая в темноте, с лихорадочно колотящимся сердцем вслушиваясь, стараясь уловить хотя бы слабый отзвук того чудесного голоса.
— Джуди, — опять прошептали за окном.
Девушка едва сдержала радостный крик, бросилась к окну, больно ударилась ногой о табурет, со стуком упавший на пол.
— Павел, милый, я знала… знала!..
Она протянула в окно руку и почувствовала нежное прикосновение его пальцев.
— Ты одна?
— Да. Выломай эти деревяшки, только тихо: я не знаю, где они спят.
— Кто? Тихие матери?
— Не знаю. Ну, эти, в черных платках.
— Сейчас, Джуди.
Павел, нажимая ладонью, быстро выдавил планки вместе со стеклами и подхватил на руки девушку. Она обняла его за шею, крепко поцеловала невидимое в темноте лицо, ощутив губами неожиданно гладкую щеку Павла.
— Ой, где же твоя борода?
— Пришлось менять внешность и одежду. И тебе тоже не помешает.
Он отпустил девушку, вложил ей в руку какой-то мягкий сверток.
— Держи. Плащ накинь на платье, сапожки тоже там, в рукаве. Думаю, должны подойти.
Пока Джудит надевала плащ, вытирала ладонями ноги и с трудом натягивала тесные сапожки, Павел закрыл ставни, задвинул засов и, взявшись обеими руками за нижние края ставней, рванул их на себя. Засов с треском отскочил, ставни опять распахнулись.
— Быстрей!
Он взял девушку за руку и уверенно повел прочь от дома. Джудит спешила за ним, поддерживая полы слишком длинного для нее плаща, оскальзываясь в грязи, но все-таки не удержавшись от вопроса:
— Зачем ты раскрыл окно?
— Они должны думать, что ты выбила ставни изнутри, без посторонней помощи. Они тут все очень заботятся о безопасности, только вот не знаю, кого они так опасаются. Так что искать будут тебя одну, искать здесь, в городе, и не сообразят, что надо блокировать остров.
— Какой остров? Куда мы сейчас? А тебя не будут искать?
Павел остановился, бережно провел ладонью по ее волосам.
— Джуди, вопросы потом, договорились? Давай доберемся до туннеля и там я тебе все расскажу. Если они нас узнают, и если у них есть автоматы — мне же с ними не справиться.
Они торопливо шагали по скользкой жиже мимо домов и заборов, петляя по узким улочкам, и по уверенной походке Павла девушка поняла, что он знает путь. Дождь перестал, но воздух был сырым и прохладным. Темнота, казалось, немного расступилась и в небе то тут, то там тусклыми свечами замерцали звезды, рассматривая землю сквозь разрывы в черных облаках. Последние безмолвные дома остались позади, и Павел с Джудит вышли на равнину, окунувшись в тревожный шум невидимых деревьев, которым не давал спать порывистый влажный ветер.
Когда они молча миновали первую низину, Павел, слыша сбивчивое дыхание девушки, немного сбавил шаг. Звезды все настойчивее расталкивали облака, отвоевывая пространство, и по обеим сторонам дороги несмело замигали желтые огоньки каких-то растений, покрыв равнину дрожащими причудливыми узорами. Прокатилась слабая волна горьковатого запаха, выжимая слезы из глаз, потом повеяло чем-то острым и свежим.
В полной тишине они осторожно прошли по уже знакомому селению — черные силуэты домов едва угадывались в темноте — и начали подниматься в гору.
— Хорошо бы зайти к другу Федору Карелину… — хмуро сказал Павел.
Джудит не ответила. Она, закусив губу, тяжело переставляла ноги, уцепившись за локоть Павла. Он молча взял девушку на руки, но она решительно оттолкнулась от его груди.
— Нет, я сама!
Но Павел сжал ее еще крепче, и Джудит, чувствуя, что ей не вырваться, перестала сопротивляться и виновато прошептала:
— Когда устанешь — отпусти.
— Обязательно, — заверил Павел. — Ты уж прости за эту спешку.
— Прощаю, — улыбнулась Джудит, со сладким замиранием сердца чувствуя, как поддерживают и несут ее крепкие руки.
Потом она сидела на траве, укутанная поверх своего плаща плащом Павла. Сапожки она, морщась от боли, сняла и забросила в темноту. Белое пятно рубашки медленно перемещалось возле деревьев. Там шуршало и трещало, словно Павел боролся с невидимым врагом.
Белое пятно приблизилось, Павел присел на корточки рядом с ней.
— Нет там никакого автомата. Наверное, не то место, не разберешь в потемках. — Он помолчал, дотронулся до ее волос. — Как ты?
— Все в порядке.
— Отлично. — Павел резко поднялся. — Ладно, обойдемся без автомата. Если нужно будет — достанем другой. Пойдем искать плот.
Вид ночной реки заставил их остановиться.
— Как красиво! — вырвалось у Джудит, мгновенно забывшей о натертых ноющих ногах.
Неугомонно плескалась невидимая черная вода, и по всей реке беспрерывно вспыхивали и гасли зеленые огоньки, скользящие по течению, и это зеленое безмолвное мерцание завораживало и притягивало, приглашало погрузиться в него и плыть, плыть, плыть сквозь бесконечную равнину.
— Красиво… — тихо повторила Джудит и шагнула вперед, не в силах противиться странному наваждению.
Но Павел хорошо, до озноба помнил холодную глубину под обрывом здешнего Иордана, и неприятное слепое прикосновение густых водорослей к лицу. Он поежился и взял девушку за руку.
— Надо искать плот, он должен быть где-то здесь. Кстати, ты умеешь плавать?
Джудит, не отвечая, смотрела на искрящийся зеленью поток.
— Идем, — настойчиво сказал Павел и потряс ее ладонь. — Как у вас с плаваньем, в Новой Земле?
— Что? — наконец очнулась Джудит.
— Ты умеешь плавать?
— Немножко. В бассейне.
— Понятно.
Он решил ничего не говорить о гладких черных спинах речных обитателей. Он был просто обязан без происшествий переправить ее к туннелю. Вот только как довести ее до входа?..
— Идем, Джуди, — повторил Павел и повел девушку вдоль берега.
…И наконец настал момент, когда они, поднявшись на высокий противоположный берег, оказались среди кустов. Внизу сонно шумел Иордан, надежно защищая от возможных преследователей. Ночь не желала кончаться, отгоняя своими черными крыльями робкое утро, которое никак не могло пробиться из-за горизонта.
Павел снял мокрые ботинки, обнял одной рукой девушку, положившую голову ему на колени.
— Рассказывай, мой дважды спаситель, — сонно и устало сказала Джудит, устраиваясь поудобнее под плащами.
«Рассказывай…» Павел усмехнулся. Разве можно рассказать, что чувствует человек в зашитом мешке, когда его собираются бросить с обрыва в воду с камнем в ногах? Разве это расскажешь? И нужно ли рассказывать?