откровением, и использовали умело, со знанием дела…
В замке повернулся ключ.
— Ты уже приехал, Генчик? А я спешила, ушла раньше… Где же ты?
Лена заглянула в кабинет. С улыбкой.
— Что же ты молчишь?
Подошла, поцеловала, села рядом, обняла… Что происходит?
— Жалко, не успела на вокзал… Как съездил?
Она отодвинулась, разглядывая мужа, нахмурилась, оживление исчезло.
— Неприятности?
— Где ковры, посуда, твои вещи? Что происходит в доме?
— Отнесла к маме. Тут знаешь какая поднялась паника: указ, конфискация… Я и убрала самое ценное. На всякий случай.
Лена снова улыбалась, она была довольна собой и ожидала похвалы — за предусмотрительность и самостоятельность. Клавдия ее непременно бы похвалила.
«Мужья приходят и уходят, а вещи остаются», — мрачно подумал Колпаков.
— Я думал, ты меня бросила.
— Бросила? Ну, ты даешь! Ну, придумал!
Жена хохотала от души, и Колпаков, чувствующий, как спадает владевшее им напряжение, не мог понять, что же он сказал такого смешного.
На следующий день Колпаков встретился с Окладовым, тот рассказал о событиях, происшедших за время его отсутствия.
— Того парня, что совершил убийство в Зеленом парке, поймали! Оказался ничейный — из «дикой» секции. Поспорили с приятелями насчет эффективности низкой стойки, убивать не хотел, говорит — случайно получилось…
«Так я сразу Крылову и сказал», — подумал Колпаков.
— …Шум в городе поднялся, пошли письма во все инстанции, чтобы карате вообще запретить, — с горечью говорил Окладов. — Ну, разве можно по одному случаю судить?
— Там один случай, здесь один — много всего их набирается…
Окладов глянул удивленно: Колпаков первый раз не соглашался с ним в этом вопросе.
— Да, Рогов умер…
— Как?!
— Несчастный случай: забыл закрыть газ…
Собственно, Колпаков подсознательно ожидал чего-то подобного, но мрачное известие сильно испортило настроение. Нужно было поговорить с ним по душам, остановить. Не у ларька приема посуды, тогда было уже поздно. А вот после встречи на набережной или еще раньше, когда он только пошел в разнос. Не помогло бы? Но ведь ты привык добиваться поставленных целей! Да нет, бесполезно. Не тот Рогов человек, чтобы слушать чьи-то советы. Он сам выбрал путь и прошел его до конца.
— Ты что, отключился? — Окладов ткнул его пальцем в грудь.
— Давай, излагай дальше.
— После указа «дикари» присмирели, многие группы распались. «Сенсеи» напуганы, Гришка Габаев даже вещи к родителям перевез, потом к адвокату сбегал, немного успокоился…
В памяти что-то шевельнулось. Лена не читает газет, в ее окружении указ обсуждаться не мог, откуда же у нее такая осведомленность по части конфискации? И почему действия один к одному совпадают с Гришкиными?
— Ты меня не слушаешь?
— Нет-нет, говори…
— По-моему, Гришка придумал что-то новое. Секции свои распустил, но все время крутит какие-то дела с «дикарями», домой к нему ходят…
— Может, на дому тренируются?
— По десять-пятнадцать человек? Нет, здесь что-то другое.
Загадка Габаева очень интересовала и Вову Кулакова. Бизнес на карате переживал кризис. Угроза реальной ответственности заставила многих подпольных «сенсеев» бросить ремесло. Плохо было с залами. А главное — уменьшилось число олухов, строящих иллюзии насчет легкого овладения секретами непобедимости. Оказалось, что никакого таинственного «ключа карате» не существует — есть изнурительные нагрузки, болезненные растяжки, еще более болезненные укрепления ударных поверхностей, словом, обычные будни, как в любом виде спорта.
Искатели «секрета» пасовали перед чередой тяжелых, до пота и крови в буквальном смысле, тренировок, сопутствующими им травмами и другими неприятностями, невидимыми из зрительного зала во время эффектных выступлений.
Разочаровавшиеся щедро делились со своими друзьями и знакомыми, демонстрировали вывихи, ушибы, переломы. А поскольку рекламировать карате прекратили, негативная информация ничем не уравновешивалась и расходилась широкими кругами. Ажиотаж начинал спадать.
А вокруг Гришки Габаева по-прежнему кипела тайная жизнь, поговаривали, что число учеников у него даже увеличилось. Это не давало Кулакову покоя. И он решил подослать к конкуренту шпиона.
Юркого Витьку Быкова по прозвищу Шнырь знал, как он сам любил утверждать, почти весь город.
И действительно, круг его знакомств был столь же широк, сколь и специфичен: по мелочи мошенничал на скачках, поддерживал отношения с фарцовщиками и спекулянтами, водился с приблатненной мелкотой. Отношения с законом у него были напряженными: имел приводы в милицию, капитана Крылова обегал за версту, несколько раз вскользь проходил по уголовным делам, но посчастливилось остаться свидетелем.
Кулаков познакомился с Быковым недавно при драматических для последнего обстоятельствах. Подошедший к Шнырю парень с безжалостными глазами искал верняк, прямой выход на конюшню ипподрома. И не был похож на человека, позволяющего безнаказанно себя облапошить. Но Шнырь распознал в незнакомце чужака, залетного, и рискнул всучить лиловые метки. Когда тот пошел в кассу, Шнырь направился к выходу, но два безразлично стоящих в стороне бывалых мужика заступили дорогу. Шнырь понял, что влип по-серьезному. При нем имелось четыреста рублей, но он не был уверен, что удастся отделаться только деньгами. И точно, не успели объявить результат заезда, как у него вывернули карманы, а затем молча повели в безлюдный угол ипподрома, по дороге кто-то оттолкнул Кулакова, которого не волновало здоровье Шныря и состояние общественного порядка в районе скачек, но не понравилось такое отношение к своей персоне. С этого и началось. Через несколько минут двое «бывалых» слабо копошились на заплеванном асфальте, а третий неподвижно скрючился под штакетником. Вспотевший Шнырь, оглядываясь, побежал за своим избавителем и с этого момента был готов как собака выполнять его распоряжения. Шныря-то и решил Кулаков использовать в своей игре.
Витька знал многих из окружения Габаева. Несколько дней он терся среди них, выпивал, слушал и рассказывал похабные анекдоты, ходил в бар и на танцы. Времяпрепровождение было привычным, необременительным, и он почти забыл о своей тайной миссии.
Однажды вечером ему предложили посмотреть видик, и, заплатив червонец, он оказался в квартире Габаева, где забылся перед цветным экраном, на котором виртуозно владеющий карате герой («Брюс Ли!» — восторженно выдыхали соседи) проникал в тайну населенного отпетыми негодяями острова Дракон.
Негодяи тоже прекрасно владели карате, да и друзья Брюса Ли имели подготовку не ниже черного пояса, весь фильм состоял из поединков, пыток и расправ, а звуковой фон составляли боевые выкрики, крики боли да хруст костей. В финале герой схватился с главным злодеем, у которого правая рука была металлической и всегда обеспечивала победу. Но на этот раз стальная ладонь не помогла, злодей сменил ее на «тигровую лапу», а затем на ужасного вида кисть с длинными ножевыми лезвиями вместо пальцев. Все напрасно: могучим ударом Брюс Ли сразил негодяя, тот напоролся на свое же копье и, как жук в коллекции, повис на вращающейся зеркальной двери. А на остров уже садились полицейские вертолеты.
Потрясенный увиденным Шнырь не сразу сообразил, что именно это экзотическое зрелище и
