— Кларк, вы можете удержать этих двоих от новых проделок? Кстати, я собираюсь допросить всех Фрейзеров, включая вашего мужа, мистера Теннисона. Может, удастся их напугать и вынудить совершить какую-нибудь глупость. Понимаю, вы уже пытались это сделать, чем и вызвали огонь на себя. Теперь посмотрим, как они выкрутятся перед представителем закона.
— Не забудьте Шарлотту Фрейзер, лейтенант, — напомнила Лили. — И пусть вас не обманывает ее паточный выговор. Это страшная женщина.
— Тогда я подожду, пока лейтенант закончит с ними и они, вновь оказавшись в своих теплых уютных домах, успокоятся и 'решат, что перехитрили всех. Потом нанесу визит, и тогда им мало не покажется, — пообещал Кларк. — Савич послал мне кучу документов. Я говорил кое с кем из наших представителей в Сакраменто и просил проверить состояние финансов Элкотта Фрейзера. Пока что информация крайне противоречива, поскольку на его счета то поступают значительные суммы денег, то наблюдается значительная утечка. Кстати, я слышал, что Элкотт Фрейзер нанял мистера Бредли, одного из лучших адвокатов по уголовным делам на всем западном побережье. Согласитесь, что это уже интересно.
Хойт злорадно потер руки.
На обратном пути в Юрику Саймон был мрачен и задумчив, смотрел только на дорогу и не разговаривал с Лили, которая сильно проголодалась и хотела в туалет.
— Прекрати, Саймон! Это вывело его из транса.
— Что именно прекратить?
— Судя по твоему виду, ты где-то далеко, возможно, в другой галактике.
— Да нет, просто размышлял. Насчет Эйба Теркла. Он так же опасен для преступников, как мистер Монк. И Мор-ри Джоунз. Но тот в тюрьме и для них пока недоступен. Лейтенант собирается дать ему охрану.
— Забыла сказать, — оживилась Лили. — Пока ты толковал с Хойтом, лейтенант Доббс сказал, что Морри твердит, будто ничего не знает и что какие-то хулиганы поколотили его, когда он мирно сидел в баре. Хвастается, что ни у одной женщины силенок не хватит с ним справиться. Кроме того, у него какой-то очень дорогой адвокат. Сколько же платят Морри за то, чтобы держать рот на замке?
— А не может лейтенант Доббс узнать, кто нанял адвоката?
— Я попросила его, и он сказал, что попробует разнюхать. А ты, Саймон, мучаешься угрызениями совести? Считаешь, что это из-за тебя Эйб оказался в опасности?
В этот момент Лили забыла о голоде и срочной необходимости посетить туалет.
— У меня от страха живот скрутило. Поедем к Эйбу, Саймон?
Он широко улыбнулся, нажал на тормоз и круто развернул машину.
— Совсем неплохо, — одобрила она. — А нельзя выжать побольше скорости из этой жестянки?
Саймон рассмеялся.
— Ты просто класс, Лили, знаешь? Смотри, еще одна машина развернулась и едет за нами. Должно быть, наша защита.
— Это хорошо. Надеюсь, они не отстанут. Саймон только головой покачал.
— Когда я решила стать профессиональным букмекером, мой па, Бак Савич, часто говаривал, что в таком случае я должна быть лучшей в своем деле, но у меня это не получится.
— Почему это?
— Он сказал, что, когда я вру, мои глаза меняют цвет, и если кто-то это заметит, моей карьере конец.
— Сейчас твои глаза голубые. А когда лжешь?
— Не знаю. Никогда не лгала, глядя в зеркало.
— Буду иметь в виду и дам тебе знать.
Саймон снова уставился на дорогу, но перед глазами встал великан Теркл с кистью в зубах, готовый выбить из него пыль. Но как Эйб улыбался, когда смотрел на Лили! Пусть он мошенник, но при этом художник великолепный! Жаль, если его убьют!
Саймону стало не по себе, и он прибавил скорость. Худо дело… очень худо…
Но несмотря на тревогу, голос оставался прежним — спокойным, чуть насмешливым:
— Я знавал твоего па, еще когда мы с Диллоном учились в Массачусетском технологическим. Поразительный человек!
— Уж это точно, — подтвердила Лили. — Лучше его не было. Когда он умер, мы боялись за маму. От тоски она была сама не своя. Правда, в прошлом году познакомилась с этим типом, конгрессменом из Миссури. С тех пор немного повеселела, улыбается гораздо чаще, перестала сидеть дома. Правда, тут Шон помог. Она его обожает. Он единственный из ее внуков, который живет рядом.
— А что думает твоя мама о всех этих легендах насчет Бака Савича? Не поверишь, о нем сказки складывают, анекдоты рассказывают, один красочнее другого.
— Просто качает головой, ухмыляется, как бандит при виде кошелька, и заявляет, что, по ее мнению, во всех этих историях нет ни капли преувеличения. А потом, клянусь, она заливается краской. Похоже, она имела в виду какие-то интимные вещи, и это всегда ужасно забавляло нас, детей. Понимаешь, о своих родителях как-то даже не приходит в голову думать такое.
— Тут ты права. Это всего лишь оборотная сторона медали: родители всегда видят в нас детей, которые до конца жизни так и останутся маленькими и невинными.
Лили рассмеялась.
— А как насчет твоих родителей? Где они живут?
— Они развелись, очень давно. Мой отец — адвокат. Женат на женщине вдвое его младше. Они живут в Бостоне. Бездетны. Ма так и осталась одна. Живет в Лос-Анджелесе, владеет консалтинговой фирмой. Если они и питали друг к другу какие-то чувства, то все было кончено едва ли не до моего рождения. Мои старшие сестры утверждают, что они не наблюдали между ними проявления даже обычной привязанности. — Он помолчал, немного сбросил скорость перед особенно замысловатым поворотом и помчался дальше. — Знаешь, Лили, как-то не могу представить тебя в роли букмекера. Копила деньги на колледж?
Она обнажила белоснежные зубы в акульей улыбке, готовая укусить.
— Как ты догадался? Кроме того, мама решила, что отцу лучше не знать, как я с шестнадцати до восемнадцати лет сшибала денежки, не платя к тому же налогов.
— Поразительно! — Он взглянул на нее и покачал головой. — Знаешь, а ты похожа на сказочную принцессу. Мне больше нравится, когда ты вся в черном. Кстати, как твой шрам?
— Внутренности в порядке, а шрам немного чешется. Неудивительно, что ты любишь все черное, поскольку сам покупал мне одежду. Хочешь, чтобы я походила на бэтгерл?
— Мне всегда нравилась эта картина, — усмехнулся он. — Но по правде говоря, я сначала увидел черные джинсы и решил, что все остальное должно быть в тон. Не хочу быть неделикатным, но белье тоже соответствует?
— Даже очень, но мне не хочется думать об этом. Так что прекрати на меня глазеть.
— Ладно, — буркнул он и целых две минуты не сводил глаз с дороги. Но потом все же не выдержал: — Как я уже сказал, увидев черное, я сразу понял — это твое. Но, знаешь, самой трудной задачей было смыть с твоих волос и лица всю эту сажу.
На ней в самом деле не было ниточки другого цвета. Даже носки — и те черные.
— Почему ты не женишься? — неожиданно вырвалось у нее.
— Почему же? Я был женат… правда, давным-давно.
— Расскажи.
Он очередной раз искоса глянул на нее, понял, что это не простое любопытство, и неохотно выдавил:
— Мне было тогда двадцать два. Как понимаешь, сексуально озабоченный юнец, да и Дженис была не прочь, так что мы поженились, через полгода развелись, и оба поступили на службу в армию.
— Но с тех пор прошло много лет. Где теперь Дженис?
— Осталась в армии. Теперь она генерал-майор и, как я слышал, роскошная женщина. Замужем за генерал-полковником. Кто знает, может, когда-нибудь выбьется в командующие или военные
