— Знаю.
— Доктор Трит сказал, что хочет поговорить со мной наедине, и мы вместе уехали из Маунт Хок. Он много говорил о Hope Пелфорт, о том, каким верным другом она была после смерти тети Элинор, мучился оттого, что не понимал, как это все могло случиться. Но самое главное, доктор просил меня не считать его слишком легкомысленным и непостоянным. Он действительно горячо любил тетю и питал к Hope лишь дружеские чувства. Доктор был очень расстроен и огорчен, Норт, и я попыталась утешить его, заверить, что все понимаю, он поцеловал меня в щеку и сказал, как сильно жалеет о том, что я не стала его племянницей.
— Спасибо за то, что рассказала мне, Кэролайн.
— Я бы раньше это сделала, но только сразу же забыла обо всем, стоило тебе поцеловать меня. Ты обладаешь волшебной властью надо мной, Норт Найтингейл. Ах, как прекрасно было лежать с тобой там, в дубовой роще и смотреть, как солнечные зайчики играют в листве. Ничего чудеснее вовек не испытывала.
Норт вздрогнул, но все же умудрился сказать достаточно спокойно:
— Да, это было восхитительно. Помню, как солнце грело мне спину. Что он показал тебе?
Кэролайн подняла голову и несколько мгновений пристально изучала его лицо, удивляясь этому неожиданному вопросу. Она сознавала, как глубоко укоренилось в нем недоверие и смирилась с этим, не раздражаясь и не сердясь на мужа, моля Бога лишь о том, чтобы Норт избавился от проклятия Найтингейлов и понял, как она ему предана. Вслух же Кэролайн сказала только:
— Это письмо от Норы Пелфорт, написанное сразу после смерти тети Элинор. В нем говорится, каким хорошим человеком была тетя и как Нора ее любила. Хочешь, чтобы я показала его тебе, Норт?
— Нет.
— Спасибо, потому что доктор Трит не давал мне его, и, потребуй ты отдать письмо, пришлось бы просить доктора, а это, сам понимаешь, не очень-то прилично. Но, слава Богу, по крайней мере ты веришь мне. — Кэролайн немного помолчала, легонько гладя плечо мужа, перебирая складки рукава, и Норт понимал, что делает она это бессознательно, просто потому, что наслаждается прикосновением к нему.
— Норт, — снова нарушила молчание Кэролайн, — мне очень жаль твою маму. Вероятно, один из этой троицы мог бы рассказать тебе о ней.
Он ничего не ответил, но Кэролайн чувствовала его боль, как свою, с годами почти забытую, но теперь ударившую в сердце с новой силой. Сжав руку мужа, она спросила:
— Норт, ты помнишь, как вернулся в Маунт Хок после ужасного скандала между родителями, когда твоя мать исчезла. Но где ты жил раньше?
— Не знаю, Кэролайн. Только не здесь. Может, в каком-то другом владении отца, которое теперь перешло ко мне.
— Сколько у тебе поместий?
— Три. Охотничьи угодья в Котсуолдз, около Лоуэр Слотер, дом на Стейне, в Брайтоне, и особняк в Йоркшире поблизости от Норталлертона.
Он внезапно осекся и растерянно пробормотал:
— Гром и молния, я совсем забыл об атом доме, когда гостил в Йоркшире у графа Чейза. Это мой хороший боевой товарищ. Он недавно женился. Тебе понравятся Маркус и Дачесс.
— Дачесс?
— Да, она получила это прозвище от Маркуса, когда ей было девять лет. Дачесс — побочная дочь его дяди.
— Клянусь всеми святыми, Норт, ты должен мне обо всем рассказать!
— Хорошо. Когда длинными зимними вечерами будем сидеть у огня, расскажу о наследстве Уиндхемов и обо всем, что произошло.
Глаза Кэролайн загорелись, и Норт быстро поцеловал ее.
— Нет, Кэролайн, не сейчас. Такую историю нужно рассказывать не спеша. Лучше уж поговорим о поместьях.
Я не был ни в одном из них много лет и не помню, жил ли там в детстве.
— А, по-моему, это именно так и было, Норт, и твои родители жили вместе, а отец часто приезжал в Маунт Хок и слушал отравляющие речи деда.
— Возможно. Придется попросить лондонского поверенного подробнее написать обо всем. Это давно уже следовало сделать. Он сумеет точно сказать, жили ли отец с матерью в одном из этих поместий.
— Может, стоило бы даже поехать в Йоркшир и повидаться с твоими друзьями. Теперь, Норт, я хотела бы кое-что сказать тебе. Нет, не целуй меня, а то я снова все забуду.
Она сжала ладонями его лицо и прошептала:
— Ты мой муж. Я люблю и всегда буду любить тебя, даже когда ты постареешь, лишишься всех зубов и начнешь ходить с палочкой. И поскольку сама я тоже буду выглядеть не лучше, доказать свою любовь окажется совсем нетрудно. Я никогда, никогда не предам тебя. И убью всякого, кто попытается причинить тебе зло. Ты мой, а то, что принадлежит мне, я никому не отдам.
Норт судорожно втянул в себя воздух.
— Кэролайн, — пробормотал он, обнимая жену, но в этот момент в вестибюле появился Оуэн и спросил:
— Что-то случилось? Почему вы здесь? А кто эти женщины? Этих портретов раньше здесь не было, верно ведь? Мне тоже показалось странным, почему на стенах нет ни одного изображения женщины.
— Кэролайн нашла портреты моих предков по женской линии в кладовой на третьем этаже, — пояснил Норт, опуская руки и поворачиваясь к Оуэну. — Остальные нужно отреставрировать и повесить на прежние места.
— Кэролайн вечно сует повсюду нос, — заметил Оуэн, глядя на портреты. — Вы не поверите историям, которые она рассказывала мне о жизни в Академии Чедли для Молодых Леди. Это была не девочка, а настоящий кошмар! Никогда не могла держать рот на замке и постоянно лезла в чужие дела. Всегда хотела всех исправить, даже меня. Кстати, я получил письмо от отца. Не поверите, что он сотворил, а может, и поверите, поскольку прекрасно его знаете.
Было очень поздно. Кэролайн читала, сидя в библиотеке, закутанная в алый халат, который, как считала, понравится Норту настолько, что тот захочет его снять. Она скучала по мужу, хотя не видела его всего три часа. Норт гостил у сэра Рафаэла Карстейрса в Карстейрс Мэнор. Последние три дня непрерывно лил дождь, и в одном из оловянных рудников случился обвал. Сэр Рафаэл и Норт должны были встретиться с управляющими, обсудить, что делать и какое оборудование купить для остальных рудников. Как ни странно, Кэролайн обнаружила, что не хочет оставаться одна в огромной постели, где было холодно и одиноко. Нет, она подождет его приезда здесь, в библиотеке, читая поэму Готфрида Страсбургского о Тристане и Изольде, написанную в царствование короля Иоанна Безземельного, жадного и подлого человека, которого возмущенные его многочисленными пакостями бароны вынудили подписать Хартию Вольностей.
История Готфрида Страсбургского оказалась куда более мрачной, чем поздняя повесть Мэлори о любовниках, обреченных и проклятых. Здесь же единственным человеком, достойным уважения и почитания, был несчастный король Марк, терпеливый и добродетельный, всего-навсего изгнавший изменницу-жену и неверного племянника, а не повелевший подвергнуть их страшной казни.
Кэролайн знала, что на месте короля Марка с огромным удовольствием выпустила бы кишки предателям. Но в легенде искусно сплелись все классические темы трагической любви, измены и смерти. Не потому ли мужчины рода Найтингейлов считали себя такими же благородными и великодушными, как король Марк, и зашли настолько далеко, что утверждали даже, будто он похоронен здесь, а не на южном побережье, около Фаун. Но по крайней мере они хотя бы оставили в покое короля Артура и, как и все корнуоллцы, не сомневались, что он жил и умер в Тинтаджеле. Правда, в отличие от предков Норта, жители Корнуолла почти не знали и не жалели бедного короля Марка.
Кэролайн считала, что для Найтингейлов Артур — слишком сильная личность, тогда как
