почти разорен, и кормить гостей ему особо нечем.
Воины громко рассмеялись при этих словах Беовульфа, и я мог видеть, что их смех был искренним.
И вот мы прибыли в королевство Ротгара, где нас встретили радостно, с приветственными криками и весельем. Никакого уныния по поводу того, что Беовульф тяжело ранен, я не заметил, хотя его лицо побледнело, тело дрожало, как в лихорадке, а в глазах огонь жизни сменился мутным предсмертным блеском. Все эти признаки смертельного ранения я за последнее время научился распознавать безошибочно, а норманны знали их еще лучше, чем я.
Беовульфу принесли чашку лукового отвара, но он отодвинул ее и заявил:
– Я знаю, что у меня луковая болезнь; это и так ясно. Не нужно обо мне беспокоиться.
Затем он потребовал, чтобы все приглашенные явились на обещанное пиршество, и настоял на том, чтобы самому присутствовать при общем веселье. Его посадили рядом с королем Ротгаром так, чтобы спиной он опирался на подлокотник королевского трона. Беовульф выпил меда, и ему даже стало легче. Я оказался рядом с ним, как раз когда он обратился к королю Ротгару посреди всеобщего веселья.
– У меня нет рабов, – сказал Беовульф.
– Все мои рабы – твои рабы, – объявил в ответ король Ротгар.
Тогда Беовульф сказал:
– У меня нет лошадей.
– Все мои лошади – твои лошади, – ответил ему король Ротгар и добавил: – Не беспокойся об этом.
И Беовульф, сидевший за праздничным столом со свежеперевязанной раной, явно был счастлив. Он улыбался, его щеки и лоб порозовели, и у меня возникло ощущение, что с каждым кубком меда, с каждой минутой праздничного вечера он становился здоровее и сильнее. Я бы не поверил в то, что такое возможно, но своими глазами видел, как он овладел одной из девушек-рабынь, а потом шутливо сказал мне, подмигнув:
– Мертвый человек уже никому ни на что не сгодится.
Вскоре Беовульф уснул, и лицо его снова стало бедным, а дыхание едва угадывалось; я боялся, что он больше не проснется. Наверное, сам Беовульф тоже так считал, потому что, засыпая, он взял в руки меч и крепко сжал его рукоятку.
ПРЕДСМЕРТНЫЕ СУДОРОГИ ВЕНДОЛОВ
Итак, я уснул. Разбудил меня Хергер. Вот что он мне сказал:
– Пойдем. Быстро.
Я услышал какой-то приглушенный гул, будто отдаленный раскат грома. Глянув в затянутое пузырем окно[45], я понял, что еще не рассвело. Схватив меч, я вскочил и направился к дверям; должен признаться, что накануне я уснул прямо в одежде и в доспехах – я настолько устал, что даже не удосужился раздеться перед сном. Оказавшись на улице, я понял, что до рассвета осталось не так много времени. В воздухе повисла дымка тумана, сквозь которую до моего слуха все более отчетливо доносился топот копыт.
Хергер сказал мне:
– Это идут вендолы. Они знают, что Беовульф был смертельно ранен, и хотят отомстить нам за убийство их матери.
Все воины Беовульфа, включая меня, заняли предназначенные им места по периметру того, что осталось от прежних укреплений, воздвигнутых для защиты от пожирателей мертвых. Конечно, эти укрепления были ненадежны, но лучшей позиции у нас все равно не было. Мы всматривались в предрассветную мглу, стараясь разглядеть несущихся на нас на полном скаку всадников. Я привычно ожидал, что меня охватит чувство страха, но, к собственному удивлению, сохранил полное присутствие духа. Я уже видел вендолов и даже достаточно подробно рассмотрел их, как живых, так и мертвых: я знал, что они не демоны, а живые существа, если не люди, то создания, не больше отличающиеся от людей, чем обезьяны. В любом случае я знал, что они смертны, как и любое живое существо, а значит, их можно было убить в бою.
Итак, мою душу занял не страх, а лишь напряженное ожидание нашей последней битвы. Самое удивительное заключалось в том, что в своей уверенности я оказался одинок. Присмотревшись к своим товарищам, воинам Беовульфа, я обнаружил, что они были не на шутку испуганы, хотя и пытались, по своему обыкновению, ни за что не показывать, что в их душу закрался страх. Понять причину такого состояния моих товарищей мне было нетрудно: да, мы действительно расправились с матерью вендолов, но и наша потеря была невосполнима – мы остались без Беовульфа, который все это время был нашим предводителем. По всей видимости, об этом было известно и противнику. Вот почему не было привычной радости и предвкушения боя на суровых лицах, когда мы ждали и слушали отдаленный рокот.
И вдруг я услышал у себя за спиной какое-то оживление. Обернувшись, я не поверил своим глазам: Беовульф, бледный, как предрассветный туман, в белом одеянии и с перевязанной раной, вышел из дверей дворца на землю королевства Ротгара. На плечах у него сидели два черных ворона; увидев своего командира, норманны издали воинственный клич. Воздев к небу руки с крепко зажатым в них оружием, они приветствовали своего предводителя, и мне в тот же миг стало ясно, что теперь они будут ждать боя совсем в другом настроении, гораздо более привычном для викингов
[46].
Беовульф не произнес ни слова, не окинул взглядом окружавших его людей, не сделал никакого знака своим воинам, но прошел неспешным и уверенным шагом за линию наших укреплений, где и встал в ожидании нападения вендолов. Вороны слетели с его плеч, и он крепко сжал рукоять своего меча Рундинга.
Невозможно описать последнее нападение вендолов в предрассветном тумане. Слов не хватит рассказать о том, сколько крови было пролито, какие страшные крики и стоны наполняли воздух, сколько лошадей и всадников погибло в мучениях. Своими глазами я видел, как погиб Эхтгов: его стальные руки, сжимавшие оружие, без устали разили противника, но в какой-то миг вражеский меч одним сильным ударом отсек ему голову. Я видел, как она покатилась по земле, и язык погибшего некоторое время еще трепетал у него во рту. Я также видел, как копье вендолов пронзило грудь Вита; храброго викинга буквально пригвоздили к земле, и он бился в предсмертных судорогах, как выброшенная на берег рыба. Я видел, как вражеский конь просто растоптал оказавшуюся на его пути девочку, как копыта скакуна сокрушили ее тело, и она осталась лежать на земле с переломанными костями, а из уха у нее текла кровь. Еще я видел женщину, одну из рабынь короля Ротгара, которая, пытаясь спастись бегством от вендольского всадника, была разрублена им буквально пополам. Много детей погибло таким образом прямо на моих глазах. Видел я и то, как пятились и падали на землю лошади вендолов, и как на их упавших седоков набрасывались старики и женщины, мгновенно расправлявшиеся с поверженными чудовищами. Кроме того, я своими глазами видел, что Виглиф, сын и наследник Ротгара, бежал с поля боя как последний трус и спрятался за тяжелыми дверьми дворца. Герольда я на месте сражения вообще не заметил.
Я сам убил троих вендолов и получил рану копьем в плечо, которая так сильно болела, будто плечо горело в огне; да и кровь во всей руке и в груди словно закипела; в какой-то момент я подумал, что потеряю сознание, но устоял на ногах и продолжал сражаться.
Наконец солнце пробилось сквозь висевший над полем боя туман и рассеяло его своими лучами. Наступил рассвет, и всадники исчезли. При свете дня я увидел повсюду тела погибших, и среди них было много трупов вендолов: на этот раз чудовища не забрали при отступлении своих мертвецов. Это было верным признаком того, что им пришел конец. Потеряв множество своих воинов и отступив в полном беспорядке, они больше не могли напасть на Ротгара. Все подданные королевства также поняли, что произошло в это утро, и их ликованию не было предела.
Хергер промыл мою рану, и после этого я его не видел до тех пор, пока в большой зал дворца
