– Ничего, ничего, Владик. Не очень… Они осторожно прошли под арку в библиотечный двор – там была дверь, ведущая на лесенку, в башню. Но в пяти шагах от двери Гоша вдруг опустился на четвереньки. Дополз до ствола платана, привалился к нему спиной. Владик бухнулся перед ним на коленки – в ломкую сухую траву.
– Гоша! Ты что? Плохо, да? Гоша, скажи… Я сейчас «скорую помощь» вызову! – Он вскочил.
– Постой, Владик, постой… У гномов «скорой помощи» не бывает. Я так посижу…
Владик беспомощно затоптался и снова заплакал.
– Это из-за меня… Гоша, ты когда поправишься, отлупи меня как следует, ладно?
– Вот еще глупости, – проворчал Гоша и опять немножко постонал. – Это я сам виноват, такой дурак неуклюжий. Старый потому что… Вот и значит, что помирать пора.
– Гоша, не выдумывай! – отчаянно сказал Владик.
– Ничего, ничего… Жалко, что про «Кречета» не успел дописать. Ах ты беда какая…
– Гоша…
– Ты, Владик, это самое… – пробормотал Гоша. – Ты на меня сейчас не смотри. Не надо на это смотреть…
Но Владик смотрел. Он даже хотел опять опуститься перед Гошей на колени, взять его за плечи, уговорить, чтобы Гоша поднялся, чтобы стал такой, как раньше. Только не мог, не смел. Потому что Гоша… потому что с ним делалось что-то пугающее, непонятное. Сквозь грузное, обтянутое тельняшкой тело стали видны камешки, трава и серый ствол платана. Как на экране кино, когда одно изображение проступает через другое. Гоша делался прозрачным, исчезал, и замерший Владик не мог даже вскрикнуть…
Когда примятая Гошей трава стала видна яснее, чем он сам, Гошино очертание колыхнулось, будто под слоем взволнованной воды. Резкий, с холодными брызгами воздух ударил Владика по ногам и рванулся вверх сквозь ветки платана. Оттуда упал Владику на сандалии желтый зубчатый лист. На нем блестели большие капли.
А Гоши уже не было. Совсем…
Владик долго смотрел на упавший лист, не сгибаясь. Потом поднял его, машинально покачал на ладони. Зачем-то тронул языком самую крупную каплю.
Капля была очень соленая…
вторая часть
СИНЕКАМЕННАЯ БУХТА
1
Владик долго стоял у платана. Было пусто и тихо. Ветер не залетал во двор, только по траве неслись тени облаков. Капли на листе высохли. Владик уронил его.
«Вот как умирают гномы, – думал Владик. – Раз – и растаял… Наверно, поэтому ученые ничего не знают про гномов. Живые они скрываются, а мертвые исчезают. Как их изучишь?»
Он думал об этом как бы со стороны. Будто не он, не Владик, а кто-то другой. А в нем, во Владике, застывшим ледяным комом сидело горе. Такое, что ни заплакать, ни закричать.
Потому что зачем кричать? Гоши все равно нет и не будет…
…А почему нет?
…А почему не будет?
Ведь он исчез так невероятно, так необъяснимо. Вдруг он просто сделался невидимкой? Или растаял, а потом появится вновь! Может быть, он уже в башне, возится с чайником и поглядывает на дверь: скоро ли прибежит Владик?
Нет, наверно, он лежит на койке. Все-таки он здорово расшибся. И чайником займется Владик. А потом сделает Гоше компресс, побежит в аптеку, в поликлинику, узнает, нет ли специального врача для гномов.
А когда Гоша поправится, пусть он в самом деле налупит его, Владьку, или оттаскает за уши как следует! За этот дурацкий фокус на балконе… Нет, Гоша не будет. Но тогда Владик станет приходить к нему и стоять носом в углу, как глупый, напроказивший дошкольник. Каждый день по два часа целый месяц подряд. Или больше. Пока Гоша не простит его до конца…
Лишь бы Гоша поправился!
Владик помчался наверх, в башенку. Дверь толкнул…
– Гоша!
Нет Гоши. Распахнута балконная дверца, выбито стекло, сломаны перила. Ветер гуляет в Гошиной каюте, листает раскрытую тетрадь. На включенной плитке сипит выкипевший чайник…
Владик рванул электрошнур и сел на койку.
Ждать Гошу.
Потому что Гоша все равно придет. Потому что, если он не придет, как тогда жить? Не бывает так…
Владик очень долго сидел. Хотя кто знает? Время застыло, как на сломанных корабельных часах – они висели над столом и всегда показывали без пяти минут шесть. Владик ждал. И знал, что будет сидеть так и ждать хоть тысячу лет. Ему просто ничего другого не оставалось.
…И вот заскрипела лестница под тяжелыми, под такими знакомыми шагами, когда со ступеньки на ступеньку топают коротенькие толстые ноги. Вот приоткрылась дверь…
Владик не вскочил, не дрогнул. Он только медленно повернул голову. «Ну, входи же, скорее…» В приоткрывшейся двери показалась борода.
– Гоша!
Это был не Гоша. Это был совсем другой гном. В клетчатом пиджаке до пят, в черной шапочке вроде тех, что носят академики. И борода его в отличие от Гошиной была аккуратно расчесана. А нос прямой, тонкий, и на носу маленькое блестящее пенсне.
– Я прошу прощения, – сказал гном. – Я хотел узнать, дома ли Георгий Лангустович?
– Кто? – прошептал Владик. Теперь он стоял и растерянно смотрел на гостя.
– Хозяин этой квартиры. Я, собственно, по делу. Думал занять щепотку чая для заварки… А вы, как я понимаю, его приятель? Позвольте представиться: доктор книговедческих наук, здешний гном из книгохранилища, да-с. Рептилий Казимирович.
Владик молчал.
Гном деликатно переступил громадными вязаными шлепанцами и поинтересовался:
– Георгий Лангустович скоро придут-с?
– Он не придет… – сказал Владик. Он вдруг с жуткой ясностью понял, что Гоша и правда не придет. Совсем. И он бросился на койку лицом в колючее одеяло. Очки слетели.
Вместе с отчаянным плачем рванулись из Владика слова, крик о том, что Гоши больше нет. Потому что Гоша сорвался с балкона. Из-за него, из-за Владьки! Упал! Разбился и растаял! И теперь как же быть?!
Когда Владик немного затих, он заметил, что Рептилий Казимирович сидит рядышком на койке. Он положил Владику на спину ладонь. Такую же широкую и мягкую, как у Гоши. И сказал голосом, похожим на Гошин:
– Ай-яй-яй…
Потом он еще сказал:
– Выходит, Георгий Лангустович в какой-то степени… как говорится, помер.
– Из-за меня! – опять вздрогнул от рыдания Владик.
– Ну, что вы, что вы… Здесь просто стечение обстоятельств. Гномам не следует жить так высоко.