какие-то неясности возникали в плане испытаний.
— Ты же говорил, что все отлажено, все в порядке, — сказал однажды Гай.
— Это у нас отлажено. А там... — Толик возвел глаза к потолку.
— В Москве? — понял Гай.
— Не все зависит от Москвы...
— А от кого?
Толик посмотрел на него без улыбки,
— От Байконура. Гай вытаращил глаза.
— Да? Ай, да ты смеешься...
— Отнюдь... — вздохнул Толик.
— А при чем тут ваши аппараты?
— Все связано. Это раньше мы были сами по себе, а теперь комплексная программа исследований.
— Секретная? — прошептал Гай.
— Не секретная... Но и не такая, чтобы идти на площадь, вставать у памятника Нахимову и громко вещать всем туристам...
— Я и не собираюсь, — обиделся Гай.
— Вот и молодец, — серьезно сказал Толик.
...В последние три дня он повеселел: дела наладились. Но все равно забот полно — руководитель конструкторско-исследовательской группы, или как там еще... В общем, командир, хотя и моложе всех. «Ох, несладко ему приходится. А тут еще я...» — не первый уже раз подумал Гай. И вздохнул:
— Ладно уж, не читай.
— Что «не читай»?
— Стихи. Которые обещал...
Толик отложил рубаху, сел рядом с Гаем.
— Я ведь понимаю, — сказал Гай. — Ты со мной и так замучился.
Толик притянул его к себе. Гай потерся облупленным ухом о майку Толика.
— Ладно уж, слушай, — сказал Толик. — Это было, когда мы с мамой жили в Новотуринске. Я тогда такой, как ты, был. Нет, поменьше, в четвертом классе... Под Новый год мама подарила мне книжку «Русские кругосветные мореплаватели». Там как раз все с Крузенштерна начинается. Я, конечно, зачитался... И вот в те же дни познакомился я с одним человеком. По фамилии Курганов... Пожилой он был, одинокий и, видимо, неудачливый в жизни. Но было у него дело, которое помогало ему жить: он писал повесть про Крузенштерна... Помню, он в новогоднюю ночь мне отрывки из этой повести читал; так получилось, что мы вместе сорок восьмой год встречали... Мы с ним, с Арсением Викторовичем, даже подружились, хотя я мальчишка был, а ему пятьдесят стукнуло... Вот как раз к его дню рождения я стихи и написал. В подарок Неумелые стихи, конечно...
Толик повозился, покашлял и с таким выражением, что, мол, куда деваться-то, начал:
— А говорил «неумелые», — сказал Гай. — Нормальные стихи, как у поэта. Хорошие... А говорил «не помню»...
— Начал читать и вспомнил... А вот еще: