учили… Нижние защиты, например, у нас гораздо лучше, чем у спартаковцев.
— Они испугались, — негромко, но твердо сказал Митя. — Наши в бою сильнее, чем у них.
— Ну уж… — с сомнением проговорил Саша.
— Нет, правда, — поддержал Митю Генка. — Может, они и не испугались, но наши сильнее. Алешка с тремя подряд сражался и всех загонял. А они: «Техника…» У многих мастеров, например, техника совсем своя, ни на что не похожая. Значит, их гнать из фехтовальщиков?
Другой взрослый наверняка усмехнулся бы или сказал наставительно: «Вам еще рано себя мастерами считать». И получилось бы, что они хвастаются. Но Саша понимал. Он поскреб небритый подбородок и грустно заметил:
— Ваша техника, может, и не хуже, да необычная. Где найдешь для вас тренера? Вот и остались вы сами по себе…
Он опять потянулся за гитарой и покосился на Данилку. Тот молча приткнулся в углу громадного старинного кресла. Все поняли, что сейчас будут «Барабанщики».
Данилка, когда слушал эту песню, замирал и прикусывал губы. В нем будто все струнки натягивались. Серёжа раньше даже боялся, что Данилка может расплакаться. Но Данилка иногда сам просил шепотом: «Еще».
Над Генкиным столом, рядом с морской картой Канарских островов, рядом со снимком клипера «Флайинг Клауд» — Митиным подарком — кнопками были приколоты фотографии: мальчик, упавший на мостовую в Сантьяго, и хохочущая Данилкина компания с барабанами.
Эту песню Генка и Саша сложили вместе. Сам Генка сочинил только первый куплет, а дальше без Сашиной помощи он бы не справился. И музыку придумал Саша. Но без Генки песни бы не было — он дал ей начало…
Серёжа всегда с нетерпением ждал, когда Саша начнет петь последний куплет:
После этих слов Серёже казалось, что отряд еще жив и ждут его впереди хорошие дни.
И Данилка оживал. Выпрыгивал из кресла и начинал рассказывать что — нибудь о своих барабанщиках. Его — то компания держалась прочно и даже не очень скучала. Все они жалели только, что барабаны пылятся по углам и негде выступить единым плотным строем под размеренный и четкий марш — атаку.
Вот и сейчас, как закончилась песня, Данилка прыгнул на пол и потребовал взаймы восемьдесят копеек.
— Мы потом соберем и отдадим. В «Космосе» идет «Юнга Северного флота».
— Не достанете билеты. Сегодня же выходной, все в кино рвутся, — сказал Серёжа.
Данилка деловито объяснил:
— Мы же не просто так. Мы наденем форму, пойдем к администратору, скажем: «Тетенька, мы из отряда „Эспада“, у нас коллективная заявка на восемь билетов».
— А «тетенька» вам — большую дулю с повидлом, — сказал Генка.
— Не дулю, а билеты. Мы уже делали так.
— А потом каждому по ангине или по гриппу, — сказала Наташа. — Сейчас все — таки не лето, чтобы в одной вашей форме по улице скакать.
— Как это не лето? Смотрите сами, — заспорил Данилка и подскочил к окну.
Была еще середина апреля, но после долгих холодов юго — западные ветры принесли солнечное тепло. У заборов, на газонах, в щелях на асфальте буйно рванулись вверх травы. Почки высунули зеленые клювы. У прохожих была полная неразбериха в одежде. Одни по привычке шли еще в зимних шапках и пальто с меховыми воротниками, а другие — в рубашках и платьях. Данилка и его друзья гулять в пальто, конечно, не собирались.
Получив у Саши восемь гривенников, Данилка ускакал собирать барабанщиков. И тут же, на смену ему, возник Андрюшка Гарц. Он сказал фразу, которую говорил всегда:
— Можно, я у вас посижу немножко?
— Посиди, моя радость, — разрешил Саша. — А поскольку твое «немножко» — понятие относительное, запомни: молоко в холодильнике, булка в шкафу на кухне.
Стоя у окна, Серёжа подумал: «Если бы ничего не случилось, можно было бы уже снимать „Мушкетеров“ на улице».
Человек привыкает ко многому… За месяц они привыкли, что не надо спешить на вахты и линейки, привыкли жить без боев на дорожке и шумных киносъемок. Но к одному привыкнуть не могли: быть друг без друга.
Они собирались у Кузнечика. Конечно, не все. Но та компания, которая проводила в отряде зимние вечера, осталась неразлучной. Все так же говорили о Севастополе. Иногда резались в шахматы. Иногда на стареньком кинопроекторе крутили отснятые сцены «Трех мушкетеров». Павильонные эпизоды были закончены, и не хватало в фильме совсем немногих кадров. Но Олег сдал казенную кинокамеру, и снимать было нечем.
Восемь рапир — свое собственное имущество — Олег оставил капитанам. Но защитных масок не было, и рапиры без дела висели на стенах.
Лежал у Кузнечика в книжном шкафу снятый с древка и свернутый флаг «Эспады». Дремали на гвоздях в квартирах барабанщиков краснобокие барабаны.
Остались только песни, которые принес в отряд Генка Кузнечик — отрядные песни. Когда Генка или Саша брали гитару, словно оживала «Эспада»…
Саша вошел в жизнь ребячьей компании незаметно и прочно. Невысокий, худой, остроносый, даже