- За штаны… Помнишь, как я торопился после игры в чопки? Оказывается, надел штаны задом наперед. Прибежал на дежурство, встал в шеренгу и тут чуть не помер с перепугу. У всех левая нога желтая, правая красная, а у меня наоборот. Его величество прошел мимо, ничего не заметил, ему это все по фигу. А у старшего церемониймейстера аж рожу перекосило. Кулак мне показал из-за спины. А потом вызвал к себе и говорит: 'Или пиши рапорт об увольнении со службы, или завтра отправляйся с визитом к ее сиятельству фон Рутенгартен'… А мне как увольняться-то? Без моего жалованья семейство с голоду зачахнет…
'Бедняга…' - И чтобы Данька не мучился лишним ожиданием, Авка сказал:
- Иди уж. Там свободно.
Тут проснулась рыжая тварь Мурлыкара и запоздало начала орать:
- Пр-роходите! Не задерр-рживайтесь! Па-апр-рошу поскор-рее!
Данька с чувством глянул на нее. Поежился и шагнул к двери.
- Постой! - Авка обогнал Даньку и нажал на дверь плечом. Потому что вспомнил! Один болезненный вопрос сидел в нем занозой позади других страхов и печалей. - Подожди, я только спрошу…
Дверь тяжело закрылась за спиной, и баронесса обратила на Августа Головку удивленный взгляд.
- Ваше сиятельство, простите… можно, я задам еще один вопрос?
Баронесса благосклонно кивнула.
- Ваше сиятельство, а кот… ну, тот, к которому привязали погремушку… Вы не знаете, что с ним стало? Он не помер со страху?
- Конечно, нет! После воспитательной беседы я велела этим двум сорванцам отыскать бедное животное и доставить ко мне. Дала ему успокоительных капель и оставила жить у себя… К сожалению, моего любимого Феликса уже нет в живых, дело-то было больше двадцати лет назад. Но отведенные ему судьбой годы он прожил здесь весьма благополучно… И надеюсь, что на своем кошачьем небе он теперь вспоминает меня с добрыми чувствами… - Баронесса, кажется, слегка прослезилась.
- Большое спасибо, - выдохнул Авка. - А то у меня скребло внутри: что с ним стало?
- Значит, ты любишь животных?
- Ага… - почему-то смутился Авка.
- И у тебя тоже есть кот?
- Кошка. Заноза… Только у нее очень ленивый характер, с ней не так уж интересно. Корова Матильда гораздо веселее. А еще у меня есть черепаха Мукка-Вукка. Ласковая такая. У нее две головы…
- Что-что?
- Да, две головы. По-научному это называется 'аномалия'…
- Но ведь это большая редкость!
- Да. Но бывает…
- Послушай, Август, я тебя не понимаю!
- Что? - мигом перетрусил он.
- Ты тут страдал от разлуки, спрашивал: как быть? А почему ты не посоветовался с этой… Маккой-Каккой?
- Вы… шутите, ваше сиятельство, да?
- Какие шутки! На свете нет никого мудрее, чем двухголовые черепахи! Об этом написал еще давным-давно в своем труде 'Дурость и ум' ученейший Сильвестр Котокригус, философ и астроном. Правда, потом его объявили еретиком, но это не меняет дела…
- Я не читал…
- Ах да, конечно. Книга же объявлена лженаучной… Тем не менее советую тебе побеседовать со своей… Боккой-Воккой.
- Но как? Она же не умеет!
- А ты пробовал задавать ей вопросы?
- М-м… нет, - вынужден был признать Авка.
- Вот видишь! Иди и попробуй… Ступай. Тот, кто в очереди за тобой, небось уже исстрадался душой.
- Это Данька Белоцвет, паж! Ваше сиятельство, он нисколечко не виноват! Он…
- Ступай, Август Головка. Мукка-Вукка ждет… Да не забудь отнести в школу квитанцию.
Конечно, Авка не поверил баронессе. Наверно, эта дама со странным характером размякла от воспоминаний о любимом коте Феликсе и решила пошутить с мальчишкой. Тем более что он, Авка, ей явно понравился (только непонятно, почему).
Так Авка размышлял по дороге в школу. Там он сунул корешок ордера в лапу сторожу Вуве и заспешил домой.
Дома Авка отыскал Мукку-Вукку под кроватью. Сел, положил ее спиной на колени. Погладил кожаный живот. Черепаха улыбнулась обоими ртами. Две пары глазок блестели, как черные бусинки. Умно так…
- Ну, что скажешь, мудрая Мукка? - вздохнул Авка. (С грустью вздохнул, потому что Звенка не забывалась.)
И случилось чудо.
- Не Мукка, а Мукка-Вукка, - тонко, с 'кошачьим акцентом', произнес левый рот. Чуть капризно. А правый спросил:
- Про что говорить-то?
- О-о-о… - обалдело сказал Авка.
- Вот тебе и о-о, - насмешливо отозвались оба рта.
Авка перепуганно оглянулся на дверь. Хорошо, что дома никого нет. Иначе случилось бы то, что по-научному называется 'сенсация'.
- Значит… ты по правде умеешь говорить?
Черепаха двинула четырьмя лапами, устроилась на спине поудобнее. Глазки заблестели насмешливо.
- А ты все еще не веришь?
- А… я… то есть нет… то есть да, верю… Только…
- Что?
- Почему ты… почему вы раньше не разговаривали?
- Разве ты меня о чем-то спрашивал? - кошачьего акцента поубавилось, и в голоске послышались старушечьи нотки.
- Н-нет…
- То-то и оно, что нет. А у черепах сдержанный характер. Они умнее людей и не любят зря болтать языком. Языками…
- Простите, пожалуйста… - Авка понял, что никогда уже не сможет говорить Мукке-Вукке 'ты' и не посмеет бесцеремонно гладить ей брюхо. Он осторожно посадил двухголовое создание рядом с собой на лоскутное одеяло. И сказал опять: - Простите, пожалуйста… Я не знал, что вы такая ученая…
- Мы, черепахи, не столько ученые, сколько мудрые от природы.
- А можно мне вас спросить?…
- Спрашивай, я отвечу, если вопрос не очень глупый. После долгого молчания отчего не поболтать.
- Скажите, уважаемая Мукка-Вукка, вы… одна черепаха или две?
- Конечно, одна! Разве ты не видишь?
- Но голов-то у вас две… Я и подумал…
- Две головы - это наиболее полное проявление двойственной натуры. Так наглядно двойственность проявляется редко, но вообще-то она присутствует в каждом живом существе. Особенно в разумном. Это называется 'диалектика'. Разве ты сам не ощущал иногда, как внутри тебя будто сидят два человека и спорят друг с другом? Тянут в разные стороны!
