КРИШНАДЖИ: Нет! Почему «я» — я или вы — требует переживания? — вот мой пункт — требует переживания высшего, которое обещает счастье, или экстаз, блаженство, или мир?
СВАМИДЖИ: Очевидно, что в нынешнем состоянии мы чувствуем себя неадекватно.
КРИШНАДЖИ: Вот и всё. Вот и всё.
СВАМИДЖИ: Правильно.
КРИШНАДЖИ: Пребывая в состоянии, в котором нет мира, мы хотим переживать состояние абсолютного, постоянного, вечного мира.
СВАМИДЖИ: Дело не столько в том, что я в беспокойстве, а существует состояние мира, — я хочу знать, что это за чувство: «Я беспокоен». Действительно ли «я» беспокойно или «я» тупое? Я тупой, или тупость только состояние, которое я могу стряхнуть?
КРИШНАДЖИ: И кто же эта сущность, которая стряхивает?
СВАМИДЖИ: Пробуждается. «Я» пробуждается.
КРИШНАДЖИ: Нет, сэр. В этом и трудность. Давайте закончим сначала с этим. Я несчастен, ничтожен, обременён скорбью. И я хочу переживать что-то такое, в чём нет скорби. Это моё стремление. У меня есть идеал, цель, и, пробиваясь к ней, я, в конце концов, достигну её. Это моё страстное желание. Я хочу переживать это и держусь за это переживание. Вот то, чего хотят человеческие существа, — помимо всех умных высказываний и умных разговоров.
СВАМИДЖИ: Да, да; и, возможно, именно поэтому другой великий мудрец Южной Индии сказал (по тамильски):
АСАИ АРУМИН АСАИ АРУМИН
ИСАНОДАЙИНУМ АСАИ АРУМИН.
Это действительно очень хорошо.
КРИШНАДЖИ: Что это значит?
СВАМИДЖИ: «Пресекай все эти желания. Даже желание быть единым с Богом, пресекай его», — говорит он.
КРИШНАДЖИ: Да, я понимаю. Теперь посмотрите, сэр. Если я — если ум может освободиться от этого мучения, тогда какая нужда искать переживания Высшего? Её не будет.
СВАМИДЖИ: Нет. Определённо.
КРИШНАДЖИ: Он уже не во власти своей обусловленности. Поэтому он уже нечто другое, он живёт в другом измерении. Поэтому желание переживать высшее неправильно по существу.
СВАМИДЖИ: Если это желание.
КРИШНАДЖИ: Чем бы это ни было! Откуда я знаю высшее? Потому что мудрецы о нём сказали! Я не принимаю мудрецов. Они могли быть во власти иллюзии, они могли говорить дело или чушь. Я не знаю, я этим не интересуюсь. Я вижу, что пока ум в состоянии страха, он хочет убежать от него, проецирует идею Высшего и хочет переживать это Высшее. Но если он освобождается от своего мучения, тогда он в совершенно ином состоянии. Он даже не ищет переживания, потому что он на другом уровне.
СВАМИДЖИ: Верно, верно.
КРИШНАДЖИ: Тогда почему мудрецы, согласно тому, что вы сказали, говорят: «Вы должны переживать то, вы должны быть тем, вы должны осознать то»?
СВАМИДЖИ: Они не говорили: «Вы должны...»
КРИШНАДЖИ: Излагайте это как вам угодно. Зачем нужно говорить все эти вещи? Не лучше ли было бы сказать: «Послушайте, друзья мои, избавьтесь от вашего страха. Избавьтесь от вашего звериного антагонизма, избавьтесь от вашей несерьёзности, и когда вы это сделаете...»
СВАМИДЖИ: ...ничего больше не нужно.
КРИШНАДЖИ: Ничего больше. Вы увидите красоту этого. Тогда вам не нужно спрашивать.
СВАМИДЖИ: Чудесно, чудесно!
КРИШНАДЖИ: Видите ли, сэр, другой выход — это такое лицемерное состояние; он ведёт к лицемерию. «Я ищу Бога», но я всё время пинаю людей. (Смеётся)
СВАМИДЖИ: Да, это могло бы быть лицемерием.
КРИШНАДЖИ: И есть, и есть.
СВАМИДЖИ: Это приводит меня к последнему и, может быть, очень дерзкому вопросу.
КРИШНАДЖИ: Нет, сэр, нет здесь никакой дерзости.
СВАМИДЖИ: Я не льщу вам и не оскорбляю вас, Кришнаджи, когда говорю, что это великое переживание вот так сидеть рядом с вами и разговаривать. Принесённая вами весть, ваше учение, есть нечто великое, и вы больше сорока лет говорили о вещах, которые считали очень важными для человека. Теперь три вопроса. Думаете ли вы, что человек может передать, сообщить это другому человеку? Думаете ли вы, что другие могут передать, сообщить это ещё каким-то людям? Если да, то как?
КРИШНАДЖИ: Передать что, сэр?
СВАМИДЖИ: Это учение, которому вы посвятили всю свою жизнь? Как бы вы это назвали? — Можно назвать это учением.
КРИШНАДЖИ: Да, назовите как вам угодно, это не важно. Передаю ли я вам, —
