желания? Объекты желаний различны, но разве одно желание не похоже на другое? Вы можете изменить объект вашего желания и вместо алкоголя взять идею; но без понимания процесса желания иллюзия неизбежна.

Нет сущности, отдельной от желания; существует желание, но нет того, кто желает. Желание надевает различные маски в разное время в зависимости от собственных интересов. Память об этих различных интересах встречается с тем новым, что раскрывается в данный момент; отсюда получается конфликт. Вот таким путем рождается тот, кто выбирает; он ставит себя в положение сущности, отличающейся от желаний и стоящей вне его. Но эту сущность нельзя отделить от ее качества. Сущность, которая старается заполнить пустоту или уйти от пустоты, неполноты, одиночества, не отличается от всего того, чего она старается избежать; она есть эта пустота. Она не может убежать от самой себя; единственное, что она может сделать, это понять себя. Она есть это одиночество, она есть своя собственная пустота; до тех пор, пока она будет рассматривать одиночество и пустоту как нечто отдельное от себя, она будет пребывать в иллюзии и бесконечном конфликте. Когда наступит непосредственное переживание того, что она есть свое собственное одиночество, лишь тогда может прийти свобода от страха. Страх существует только по отношению к какой-либо идее, идея же — это ответ памяти в форме мысли. Мысль есть результат опыта; хотя она может размышлять по поводу пустоты и иметь чувства, связанные с ней, она не может непосредственно познать пустоту. Слово «одиночество» с его воспоминаниями о страданиях и страхе устраняет возможность пережить это одиночество, как впервые данное. Слово есть память. Когда слово теряет свою значимость, отношение между переживаемым и переживающим делается совсем другим; тогда это взаимоотношение становится непосредственным, а не через слово, не через память; тогда переживающий есть само переживание. Только тогда приходит свобода от страха.

Любовь и пустота несовместимы; когда имеется чувство одиночества, любви нет. Вы можете прятать пустоту под словом «любовь»; но когда объект вашей любви больше не существует или не отвечает на ваше чувство, тогда вы осознаете пустоту, вы чувствуете себя потерпевшим крушение. Мы пользуемся словом «любовь» как средством уйти от самого себя, от своей собственной несостоятельности. Мы цепляемся за того, кого любим; мы ревнивы; мы скучаем без него, когда его нет с нами; мы чувствуем себя совершенно потерянными, когда он умирает. Тогда мы ищем утешения в какой-нибудь другой форме: в вере, в каком-либо суррогате. Является ли все это любовью? Любовь — не идея, не результат общения; любовь — не то, что может быть использовано для спасения от нашей собственной никчемности; а когда мы ее используем для этого, мы создаем проблему, которая не может быть разрешена. Любовь — не абстракция; реальность ее может быть пережита лишь тогда, когда идея, ум перестанет быть главенствующим фактором.

СОГЛАСОВАННОСТЬ

Это был, несомненно, разумный и деятельный человек, читавший лишь немногие, избранные книги. Он был женат, но не был настоящим семьянином. Себя он называл идеалистом и общественным деятелем; за свою деятельность сидел в тюрьме; имел много друзей. Его не интересовало создание имени для себя или для партии, что было для него одним и тем же. Он был по-настоящему захвачен общественной деятельностью, которая может привести к какому-то счастью людей. Он был из числа тех, кого можно назвать религиозными. Он не был сентиментален или суеверен, не был последователем какой-либо доктрины или ритуала. Он сказал, что пришел обсудить проблему противоречия, не только внутри него самого, но и в природе, во вселенной. Ему казалось, что это противоречие является неизбежным; умные и глупые, сталкивающиеся между собой желания человека; слово, противоречащее действию, и действие, которое расходится с мыслью. Подобные противоречия он находил всюду.

Согласовывать себя с чем-либо означает быть неразумным. Проще и безопаснее следовать, не отклоняясь, какому-либо образцу поведения, сообразоваться с идеологией или традицией, чем отважиться на труд самостоятельного мышления. Подчинение авторитету, внешнему или внутреннему, не создает вопросов, избавляет от необходимости мыслить и, следовательно, тревожиться и волноваться. Следование своим собственным умозаключениям, переживаниям, решениям не создает противоречия внутри нас; мы находимся в согласии с поставленной нами же целью; мы выбираем определенный путь и следуем ему без колебаний, решительно. Не ищет ли большинство из нас такого пути жизни, который не вносил бы слишком много тревог и обеспечивал бы, по крайней мере, психологическую безопасность? А как мы чтим человека, который живет согласно своему идеалу! Таких людей мы ставим в пример; по их стопам надо идти, перед ними надо преклоняться. Приближение к идеалу, хотя оно и требует немало упражнений и борьбы, в целом дает радость и удовлетворение; ведь, по сути дела, идеал — это самоделка, порожденная личностью. Вы выбираете своего героя, религиозного или светского, и следуете за ним. Желание согласовать себя с кем- либо дает особую силу и удовлетворение, так как в подобном решении заложено чувство безопасности. Но верность своему решению — не простота, без простоты же не может быть понимания. Согласовать себя с достойным подражания образцом поведения означает найти удовлетворение в своем стремлении к достижению; успех же обеспечивает покой и безопасность. Установление идеала и постоянное приближение к нему развивает противодействие; при этом формы приспособления к идеалу не выходят за пределы самого образца. Согласованность дает безопасность и уверенность; вот почему мы с мужеством отчаяния цепляемся за нее.

Находиться в противоречии с самим собой означает жить в конфликте и печали. Личность по самой своей структуре противоречива; она состоит из многих сущностей с различными масками, каждая из которых противопоставлена другим. Вся фабрика личности есть результат противоречивых интересов и ценностей, многих разнообразных желаний на разных уровнях ее бытия. Все эти желания рождают свою противоположность. Личность, «я», — это сеть, сотканная из желаний; каждое из них имеет свой собственный импульс и цель; и они часто противоречат другим надеждам и стремлениям. Эти маски личность надевает в соответствии со стимулирующими обстоятельствами и чувствами; следовательно, в самой структуре личности неизбежно заложено противоречие. Противоречие внутри нас питает иллюзии и страдания; с целью избежать их мы прибегаем к всевозможным самообманам, которые лишь усиливают конфликт и несчастье. Когда внутреннее противоречие становится невыносимым, мы стараемся, сознательно или бессознательно, уйти от него через смерть или безумие, или же отдаемся идее, группе, стране, деятельности, которая должна полностью поглотить наше существо; или мы обращаемся к организованной религии с ее догмами и ритуалами. Таким образом, трещина внутри нас приводит или к дальнейшему расширению личности или, наоборот, к ее распаду, к безумию. Усилие стать иным, чем-то, что мы есть, углубляет противоречие. Страх того, что есть, питает иллюзию его противоположности; в погоне за противоположным мы надеемся уйти от страха. Синтез не заключается в развитии противоположностей; синтез не приходит через противоположение, так как противоположное содержит в себе элементы собственной противоречивости. Противоречие в нас самих ведет к различным по характеру физическим и психологическим ответам: мягким или грубым, респектабельным или опасным. Согласованность с чем-либо еще больше запутывает и затемняет противоречия. Сосредоточенная погоня за одним каким-либо интересом приводит к замкнутому в себе противоречию. Противоречие внутри нас влечет за собой внешний конфликт, а конфликт свидетельствует о противоречии. Только через понимание путей желания приходит свобода от внутреннего противоречия.

Интеграция никогда не может быть ограничена поверхностными уровнями ума; она не является тем, чему можно научить в школе; она не возникает с приобретением знания или в результате само пожертвования. Только интеграция приносит свободу от согласованности и противоположности; но интеграция не состоит в слиянии воедино всех желаний и множества интересов. Интеграция — это не приспособление к образцу, как бы он ни был благороден и привлекателен; к ней нельзя подойти непосредственно, прямо, позитивно, но лишь косвенно, негативно. Иметь концепцию интеграции, — значит приспосабливаться к образцу, а это лишь культивирует тупость и разрушение. Стремиться к интеграции, — значит превращать ее в идеал, спроецированную личностью цель. Поскольку все идеалы являются проекцией личности, они неизбежно вызывают конфликт и вражду. То, что проецирует личность,

Вы читаете Проблемы жизни
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату