около пяти Миль в час, обходя стороной поля водорослей; временами они оказывались прямо под килем, но это почти не замедляло хода. Что касается адмирала, то он был настолько увлечен своим благородным замыслом и мечтами о великих географических открытиях, полон такой решимости довести свое дело до конца, что скорее боялся, чем надеялся встретить здесь какой-либо остров.
За сутки каравеллы прошли в западном направлении более ста миль и теперь находились почти на полпути от меридиана, отделяющего западную часть Атлантического океана от восточной, то есть гораздо ближе к Африке, чем к Америке, если вести отсчет по той параллели, которой они держались. Ветер сохранялся постоянный, океан был спокойным, как озеро, и все три судна шли в тесном строю, для чего на более быстроходной «Пинте» уменьшили парусность.
На следующий день после встречи с водорослями — это был понедельник 17 сентября или восьмой день плавания в открытом океане — во время послеполуденной вахты Мартин Алонсо Пинсон окликнул кормчего «Санта-Марии» и дал ему знать, что, когда солнце склонится к закату, он собирается проверить точность показаний своих компасов и сверить их с наблюдениями «Санта-Марии». После обеда Луис и Колумб спали глубоким сном, как вдруг кто-то начал трясти великого мореплавателя за плечо с такой силой и бесцеремонностью, на какую способны только матросы, да и то лишь когда будят своих товарищей. Адмиралу вообще бывало достаточно минуты чтобы очнуться от самых сладких сновидений, а тут и подавно: он сразу вскочил и мгновенно пришел в себя.
— Сеньор дон адмирал, сейчас не время спать! — сказал Санчо, ибо это был он. — Все кормчие уже заметили, что стрелка компаса показывает не на Полярную звезду!
— Хорошенькая новость! — воскликнул Колумб. — Ну, теперь держитесь, сейчас начнется такое, чего мы еще не видели с тех пор, как покинули Палое!
— Похоже на то, сеньор адмирал, — согласился Санчо. — Матросы верят в компас больше, чем священники в милосердие Христа. Пока они в добром настроении, но что будет через час, один бог знает!
Адмирал растолкал Луиса, и через пять минут оба уже стояли, как обычно, на юте.
Со своего высокого мостика Колумб хорошо видел все, что происходило на «Пинте», которая шла в нескольких сотнях ярдов от «Санта-Марии». Он сразу заметил, как Мартин Алонсо растерянно мечется от одного компаса к другому. Еще через несколько минут с «Пинты» попросили «Санта-Марию» лечь в дрейф, спустили шлюпку, и Мартин Алонсо с гребцами начал продираться через водоросли к адмиральскому судну. Почти одновременно к другому борту «Санта-Марии» подошла шлюпка с «Ниньи», где сидел Висенте Яньес, и оба Пинсона вместе поднялись на палубу. Они сразу же направились к адмиралу, а за ними последовали оба кормчих «Санта-Марии»: Санчо Руис и Барталоме Ролдан.
— Что означает такая поспешность, добрый Мартин Алонсо? — спокойно спросил Колумб. — Вы и ваш брат Висенте Яньес и эти честные кормчие мчитесь ко мне так, словно уже увидели Катай!
— Похоже, что мы никогда не увидим не только этой далекой земли, но вообще никаких берегов, до которых можно добраться по компасу! — ответил старший Пинсон, с трудом переводя дух. — Мы все четверо выверяли наши компасы, и оказалось, что все они без исключения отклонились от истинного севера почти на целый румб!
— Это было бы поистине удивительно! Но, может быть, вы сделали какую-нибудь ошибку во время наблюдений?
— Не может этого быть, сеньор адмирал, — поддержал своего брата Висенте Яньес. — Видно, даже магнитная стрелка нам изменила! Когда я сказал об этом своему старшему рулевому, он ответил, что еще ночью показания компаса не совпадали с Полярной звездой!
— И наши рулевые говорят то же самое! — добавил Руис. — А некоторые готовы поклясться, что эти чудеса начались с тех пор, как мы плывем по травяному морю.
— Все может быть, сеньор, — согласился Колумб с невозмутимым видом. — Но я здесь не вижу беды. Мы знаем: все небесные светила движутся — одни ровно, другие с отклонениями от общих правил. Возможно, даже солнце, которое обходит землю всего за двадцать четыре часа, незаметно отклоняется от своего извечного пути, но мы этого не замечаем, потому что оно от нас слишком далеко. Многим астрономам казалось, будто они уловили эти отклонения; иногда на солнце появляются пятна, а потом исчезают, словно прячутся за диском светила. И я думаю, со временем будет установлено, что и Полярная звезда на какое-то время слегка отклонилась от своего обычного пути, но, конечно, вскоре опять вернется на свое привычное место, и тогда никакого расхождения между нею и стрелками компасов уже не будет. Понаблюдайте ночью за Полярной звездой; я думаю, постоянство движения этих небесных тел подтвердит мое предположение. И, повторяю, ничего страшного в этом нет. Скорее надо радоваться, что мы сделали неоценимое открытие, которое принесет нам славу и явится новым вкладом в науку.
За неимением другого капитанам и кормчим пришлось удовлетвориться этим объяснением. Они еще долго оставались на полуюте, обсуждая непонятное явление. Обычно, когда люди чего-нибудь не понимают, они стараются себя уверить, что тревожиться нечего или, наоборот, что надо опасаться самого худшего; к счастью, в данном случае первое мнение победило.
Гораздо хуже обстояло дело с матросами: они тотчас узнали об отклонении магнитных стрелок, и всех охватило чувство, близкое к отчаянию. Но тут Санчо Мундо оказался на высоте.
Когда паника охватила команду и матросы уже собирались идти к адмиралу с требованием немедля повернуть обратно, он употребил все свое влияние и весь свой опыт, чтобы предотвратить бунт. Прежде всего этот верный спутник Колумба начал клясться и божиться без зазрения совести, будто собственными глазами раз двадцать видел, как стрелка компаса отклонялась от Полярной звезды, и ничего худого от этого с ним не случилось. Затем он предложил самому старому и опытному матросу убедиться, что отклонение составляет по компасу не более румба, а утром проверить, увеличилось оно или нет.
— Если стрелка будет отклоняться дальше к западу, — рассуждал Санчо, — это, братцы, верный знак, что Полярная звезда перемещается. Ведь компасы-то как стояли, так и стоят на своих местах от самого Палоса! Когда из двух вещей одна движется и мы собственными глазами видим ту, что неподвижна, легко догадаться, что другая сошла со своего места! Вот, смотри сюда, Мартин Мартинес! — обратился он к наиболее горластому из матросов. — К чему тратить слова, если можно все доказать на деле! Видишь вон те два мотка бечевки на брашпиле? Так вот, надо узнать, какой из них исчезнет, а какой останется. Я беру маленький моток, и ты сам видишь, что остался большой. Значит, на месте может остаться только большой моток, когда я убираю маленький. А кто не может понять даже такой простой и ясной вещи, тот не способен вести каравеллу ни по компасу, ни по звездам!
Мартин Мартинес при всей своей озлобленности в логике был не силен, а потому ничего не мог возразить на доводы и клятвенные уверения Санчо. Приятели от него отступились, и он, как всякий не очень умный смутьян, готовый на все, только когда чувствует за собой поддержку, сразу же остыл, едва остался в меньшинстве.
Санчо потрудился на славу. Ему удалось убедить большинство матросов, что разумнее не бунтовать раньше времени, а дождаться утра, а там будет видно, что покажут новые наблюдения!
— Молодец, Санчо! — похвалил его Колумб, когда моряк ночью прокрался в его каюту, чтобы рассказать о настроении команды. — Только зря ты клялся, будто много раз видел подобное явление. Сколько я ни плавал по свету, сколько ни производил наблюдений с самыми точными приборами, мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы стрелка компаса отклонялась от Полярной звезды! А если уж я не видел, то ты и подавно.
— Вы несправедливы ко мне, сеньор дон адмирал! Вы думаете, я вру? Такой обиды я не перенесу, разве только золотой сможет меня удержать…
— Отчего же ты так встревожился, когда впервые заметил отклонение компаса? — перебил его Колумб. — Я помню, ты тогда настолько перетрусил, что даже отказался от золота, а это с тобой не часто бывает!
— В первый раз я действительно встревожился, ваша милость, не стану от вас скрывать — вы же насквозь видите каждого и сами обо всем догадываетесь! А потому скажу лучше прямо: в ту ночь я уже не надеялся когда-либо снова увидеть Испанию или церковь Санта Клары Могерской, и мне было все равно, кто из нас адмирал, а кто простой рулевой!
— И ты еще будешь бахвалиться и говорить, что не струсил! Зачем же ты клялся своим приятелям, что видел такие отклонения стрелки, да к тому же еще раз двадцать?
