далеко углубились мореплаватели в неведомые просторы Атлантики и что они сами думали о своем местонахождении.
Как уже известно, со времени отплытия с Гомеры Колумб вел два счисления: одно для себя, как можно более точное, насколько позволяли несовершенные мореходные инструменты тех дней, а другое — для команды, намеренно преуменьшая пройденное расстояние, чтобы не вызвать паники среди матросов. Поскольку Колумб считал, что выполняет высшее предначертание судьбы, этот обман казался ему вполне дозволительным и нисколько не тревожил его совесть — в тот богобоязненный век подобная «ложь во спасение» считалась в порядке вещей и сами священники ради укрепления веры прибегали к уловкам, еще менее благовидным!
Продолжительный штиль и слабый встречный ветер последние дни мешали продвижению каравелл, так что к понедельнику 24 сентября, то есть на пятнадцатый день после того, как моряки потеряли из виду остров Ферро, они, несмотря на птиц, рыб, безветрие, спокойное море и прочие благоприятные приметы, все еще были далеко от цели: продвигаясь на запад с небольшим отклонением к югу, в то утро они находились примерно на половине пути от Старого Света к Новому, где-то между тридцать первым и тридцать вторым градусом северной широты. То обстоятельство, что каравеллы оказались много севернее Канарских островов, хотя Колумб вел их прямо на запад или чуть южнее, объясняется, видимо, слишком слабыми ветрами, а может быть, и течением, сносившим суда к северу. Покончив с этим коротким отступлением, вернемся к нашим путешественникам.
Влияние пассатов за последние сутки снова сделалось ощутимым, хотя и не в такой сильной степени. После «чудесного волнения», как его назвали впоследствии, каравеллы шли по компасу прямо на запад. В этот день опять прилетали разные птицы и среди них — один пеликан. За сутки суда прошли всего пятьдесят миль, но и это расстояние в записях для команды Колумб, как всегда, приуменьшил.
С утра 25 сентября снова был штиль, но после полудня задул устойчивый сильный ветер с юго- востока. Большую часть времени каравеллы лениво покачивались неподалеку друг от друга, оставляя чуть заметный след за кормой, и в среднем делали около мили в час.
«Пинта» держалась рядом с «Санта-Марией», офицеры и матросы обеих каравелл громко обменивались друг с другом своими соображениями. Колумб долго прислушивался к разговорам, стараясь уловить в осторожных высказываниях истинное настроение людей, и внимательно вглядывался в их лица. Наконец ему пришло в голову, что сейчас самое подходящее время приободрить матросов и кормчих.
— Что вы скажете о карте, которую я послал вам третьего дня, добрый Мартин Алонсо? — спросил адмирал у капитана «Пинты». — Вы убедились, что мы уже приближаемся к Индии и наши испытания скоро кончатся?
При первых же звуках его голоса все смолкли на полуслове.
— Карта замечательная, сеньор дон Христофор, и нарисована отменно, — отозвался старший Пинсон. — Она делает честь тому, кто ее срисовал и увеличил, не говоря уж о том, кто ее составил! Это наверняка был какой-нибудь весьма ученый человек, объединивший в своем труде опыт всех великих мореплавателей.
— А что говорит ученый тосканец о богатствах тех стран? — спросил Мартин Алонсо.
Услышав этот вопрос, матросы обеих каравелл сразу навострили уши.
— Вот что пишет достойный Паоло — это его подлинные слова: «Страна сия изобильна и благодатна и заслуживает самого пристального внимания из-за своих великих богатств, необычайного количества золота, серебра и драгоценных камней, которые там можно добыть». Кроме того, он пишет, что город Кинсай note 74 имеет тридцать пять лиг в окружности, и добавляет, что это название обозначает «Небесный город».
— В таком случае, — пробормотал вездесущий Санчо, но так тихо, что его мог слышать только стоявший рядом с ним Пепе, — незачем тащить туда святой крест, потому что он предназначается для людей, а не для небожителей.
— Я вижу на карте два больших острова, Сеньор адмирал, — продолжал Мартин Алонсо, не отрывая глаз от карты. — Один называется Антилья, а другой — Сипанго, о котором ваша милость часто изволит упоминать.
— Совершенно верно, добрый Мартин Алонсо, и вы можете видеть, как тщательно они изображены, чтобы опытный мореплаватель мог сразу их распознать. Эти острова находятся в двухстах двадцати пяти лигах друг от друга.
— По расчетам, сделанным у нас на «Пинте», мы уже должны быть недалеко от Сипанго, сеньор адмирал!
— По расчетам, может быть, так и выходит, но я сомневаюсь в их точности. Сипанго лежит в нескольких днях плавания от берегов Азии и не может находиться очень далеко отсюда, однако встречные течения могли нас отнести в сторону, и я не думаю, чтобы этот остров находился так близко, как полагаете вы, добрый Мартин Алонсо, и ваши товарищи. Верните мне карту, я отмечу на ней наше положение, чтобы все знали, сколько мы прошли и сколько еще осталось.
Мартин Алонсо тщательно свернул карту в трубку, привязал к ней небольшой груз и лаг-линь и ловко перебросил на палубу «Санта-Марии», как матросы бросают лот: каравеллы шли так близко друг от друга, что сделать это для него не составило ни малейшего труда. Затем на «Пинте» подняли еще несколько парусов, и она начала медленно уходить вперед — при слабом ветре ее преимущество в ходе становилось особенно очевидным.
Колумб приказал развернуть карту на столе и пригласил всех, кто был неподалеку, чтобы они могли сами увидеть то место, где, по его предположениям, находились каравеллы. Великий мореплаватель вел счисление пути с наивозможной точностью и без труда отметил на карте широту и долготу, разумеется, преуменьшив пройденное расстояние. А так как даже эта точка оказалась недалеко от островов, которые, как тогда думали, лежат к востоку от Азиатского материка, карта убедила команду лучше всяких научных доказательств, ибо люди вообще более склонны доверять своим глазам, нежели разуму. До сих пор матросы все время спрашивали, откуда известно, где расположен этот остров Сипанго, но, увидев его собственными глазами на пергаменте, безоговорочно уверовали. что остров лежит именно в том месте, где он изображен. Вычислениям Колумба верили слепо, потому что они намного превосходили точностью расчеты всех кормчих, и никто не усомнился, что и на сей раз он правильно показал местонахождение каравелл. И снова крайнее отчаяние и недовольство сменились бурной радостью и самыми светлыми надеждами, которым, увы, опять не суждено было сбыться.
Всегда искренний во всех своих заблуждениях, Колумб был убежден в своей правоте и сейчас, но он сознательно преуменьшал число пройденных лиг. Подобно всем космографам того века, он считал окружность земли гораздо меньшей, чем она есть на самом деле, как показали последние вычисления, и совершенно не принимал в расчет Тихий океан, о котором ничего не знал. Достаточно вспомнить, на основании каких фактов строили ученые-географы свои гипотезы, чтобы понять, насколько неизбежной была ошибка Колумба.
Было известно, что Азиатский материк омывается с востока океаном, и считалось, что тот же самый огромный океан омывает Европу с запада. Исходя из того, что земля круглая, географы считали, будто между этими двумя материками лежит только океан с группами отдельных островов. В действительности же весь Старый Свет, от восточных до западных пределов, занимает менее половины истинной окружности земного шара, но для науки конца XV столетия с ее скудными и робкими знаниями такое предположение было слишком дерзким, точнее — непосильным.
Таким образом, все географы невольно сближали восточные и западные оконечности Евро-Азиатского континента, уменьшая почти вдвое истинную окружность земли. Но для того времени даже мысль о том, что земля шарообразна, была сама по себе достаточно смелой! Правда, высказал ее еще в древности Птолемей note 75 , а может быть, эта теория была известна и еще раньше, но именно сама древность его системы мироздания по прошествии веков обратилась против нее в глазах невежд, не получивших наглядного подтверждения ее справедливости.
По расчетам Колумба получалось, что остров Сипанго, то есть Япония, лежит чуть ли не на 140° долготы восточнее того места, где он находился на самом деле, а так как на широте Японии, то есть на 35°
