— Я вас узнал, — сказал мужчина, явно американец, с широкой, но неприятной улыбкой.
Конверс был прав, какая-то подлинка явно наличествовала в этом тучном человеке — она звучала в его голосе, который он уже слышал, но вот где — он так и не мог припомнить.
— Вы уверены? — спросил Джоэл.
— Конечно уверен. Но, держу пари, вы меня не узнали!
— Честно говоря, нет.
— Тогда я напомню вам. Я всегда могу узнать старого доброго янки! За все годы, что разъезжаю по свету и продаю свои копии, которые почти равны оригиналам, ошибся всего пару раз.
— Копенгаген, — сказал Джоэл, с отвращением вспоминая, что с этим человеком он дожидался там багажа. — И одну из своих ошибок вы совершили в Риме, приняв итальянца за испанца из Флориды.
— Точно! Этот итальяшка совсем сбил меня с толку. Я принял его за одного из этих набитых деньгами пиковых валетов — такие обычно наживаются на кокаине, вы меня понимаете? Вы ведь знаете, как они действуют, теперь у них весь рынок в руках. Послушайте, как, вы говорили, ваше имя?
— Роджерс, — ответил Джоэл только потому, что некоторое время назад думал об отце. — Вы говорите по-немецки. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Еще бы, черт побери. Западная Германия — наш самый обширный рынок. Да и мой старикан был немцем и никаких других языков не знал.
— А чем вы торгуете?
— Подделками — лучшими в мире, вплоть до Седьмой авеню. Но поймите меня правильно, я — не какой-нибудь еврейчик. Берешь, например, Баленсиагу, так? Меняешь несколько пуговиц и пару складок, добавляешь, скажем, плиссе там, где у латиноамериканца его нет. Модели эти отправляешь в Бронкс или Джерси, в Майами или Пенсильванию. Там к товарам пришивают этикетку, на которой значится не “Баленсиага”, а, например, “Валенсиана”. А потом крупную партию готовых изделий сбываешь примерно за треть цены “Баленсиаги” — и все счастливы, кроме разве что самого латиноамериканца. Но приди ему в голову обратиться в суд, он ни черта не докажет, потому что все в высшей степени законно.
— Я бы не стал утверждать это с такой уверенностью.
— Ну, парню пришлось бы асфальт перепахать, доказывая свои права.
— Вот это, к сожалению, верно.
— Эге, поймите меня правильно! Мы поставляем добротные товары и удовлетворяем запросы многих тысяч простых домашних хозяек, которым не по карману все эти парижские шмотки. А я, старый Янки-Дудл [112] , зарабатываю тем себе на хлеб. Видели эту сухую воблу, которую я обхаживал? У нее полдюжины модных магазинов в Кельне и Дюссельдорфе, и теперь она поглядывает в сторону Бонна. Позвольте вам сказать, я обхаживал ее…
Маленькие железнодорожные станции и городки проплывали мимо: Леверкузен… Лагенфельд… Гильден, а коммерсант все говорил и говорил, за одним пошлым анекдотом следовал другой, голос его настойчиво стучался в сознание, зудил.
— Wir kommen in funf Minuten in Essen an! [113]
Это произошло в Эссене.
Суматоха началась не сразу. Смятение нарастало постепенно — подобно волне, неторопливо бегущей к скалистому берегу и являющей всю свою мощь лишь при ударе о скалы. Мощное крещендо такой волны поддерживается другими, невидимыми волнами, бегущими вслед за ней.
Казалось, все вошедшие пассажиры переговаривались друг с другом, вертели головами, вытягивали шеи, пытаясь уловить какие-то слова. У некоторых были с собой маленькие транзисторные приемники, которые одни прикладывали к уху, другие, наоборот, поднимали над собой и прибавляли звук, чтобы могли слышать окружающие. Чем больше людей входило в вагон, тем сильнее наэлектризовывалась атмосфера, подогреваемая резкими металлическими звуками радиоприемников. Тоненькая девушка в форме частной школы с книгами в пляжной сумке и тихонько работающим приемником в левой руке уселась на скамье перед Джоэлом и торговцем. Вокруг нее сразу же сбились кричащие пассажиры — очевидно, они просили ее, догадался Джоэл, сделать звук погромче.
— Что происходит? — спросил он, поворачиваясь к своему назойливому попутчику.
— Сейчас выясним! — отозвался торговец, с трудом наклоняясь вперед и даже чуть-чуть приподнимаясь с места. — Дайте-ка я послушаю.
В куче людей, окружавших девушку, наступило некоторое затишье, теперь девушка держала приемник, подняв его над головой. Внезапно сквозь треск радиопомех Конверс отчетливо расслышал два голоса — помимо голоса диктора, — сообщение, принимаемое студией откуда-то издалека. Джоэл различил слова, произносимые по-английски, разобрать их, однако, было почти невозможно, так как переводчик тут же переводил английский текст на немецкий:
“Полное расследование… Eine griindliche Untersuchung… в которое будут вовлечены все силы безопасности… die alle Sicherheitsbelagschaften… было поручено… wurde veranlasst…”
Конверс дернул торговца за рукав.
— В чем дело? Что случилось? — отрывисто спросил он.
— Этот псих опять кого-то угробил!… Погодите, они начинают сначала. Дайте-ка послушаю еще раз.
И снова раздался треск радиопомех, из которых возник взволнованный голос диктора.
Предчувствие чего-то страшного охватило Джоэла, когда из маленького приемника полились немецкие фразы, причем каждая фраза произносилась с большим волнением, чем предыдущая. Наконец гортанный монолог завершился. Склонившиеся к приемнику пассажиры распрямились. Кто-то вскочил с места, вокруг слышались взволнованные голоса, звучали споры… Торговец грузно опустился на место и принялся тяжело отдуваться — по-видимому, результат физического напряжения, а не душевного потрясения.
— Пожалуйста, скажите же мне, что происходит? — настойчиво спросил Конверс, тщательно скрывая охватившее его беспокойство.
— Дайте отдышаться, — отозвался толстяк, доставая носовой платок и вытирая им пот со лба. — Этот ублюдочный мир кишит психами, вы понимаете, что я имею в виду? Ей-богу, теперь уже не знаешь, с кем тебе приходится разговаривать! Моя бы власть, я бы прямо в роддоме закапывал каждого, кто рождается косым или не может найти материнскую грудь. Меня уже просто мутит от всех этих помешанных, вы понимаете, что я хочу сказать?
— Программа отличная, но что же все-таки случилось?
— Ладно, ладно… — Торговец упрятал свой носовой платок в карман, распустил пояс на брюках и даже расстегнул на них верхние пуговицы. — Ну, этот военный босс, который сидит со своим штабом в Брюсселе…
— Главнокомандующий силами НАТО, — сказал Конверс, предчувствуя нечто ужасное.
— Точно, он самый. Так вот — его пристрелили, разнесли ему черепушку прямо на улице, когда он среди бела дня выходил из какого-то ресторанчика в старом городе.
— Когда?
— Часа два назад.
— И кто, по их словам, это сделал?
— Все тот же тип, который убрал посла в Бонне. Псих!
— Откуда они знают?
— У них его пистолет.
— Что?
— Пистолет. Поэтому-то они и не сразу оповестили прессу; проверяли отпечатки пальцев в Вашингтоне. Отпечатки его, и теперь они уверены, что баллистическая экспертиза докажет, что и пистолет тот же, из которого убили этого, как его…
— Перегрина, — тихо подсказал Конверс, зная, что худшее еще впереди. — А как к ним попал этот пистолет?
— На этом-то они этого подонка и прищучили. Генерала сопровождал охранник, он открыл огонь по этому психу и ранил его. Считают, что в левую руку. Тогда этот придурок ухватился за раненую руку и выронил пистолет. Предупреждены все врачи и больницы, а на границах всех мужчин, имеющих
