которые мы еще не успели задать.
— Вот с ними-то и хочет связаться Джоэл! — прервала его Валери. — Вы же видели его тогда… Вы ночевали у него в гостинице, помните? Он сказал, что вы оба тогда перебрали.
— Это правда, — согласился Сэм. — И наговорили друг другу много лишнего.
— Вы тогда работали экспертом по оснащению самолетов — так сказал Джоэл — и были связаны со специалистами различных разведывательных служб.
— Правильно.
— Вот с ними-то ему и нужно связаться! Он должен рассказать им то, что ему удалось узнать! Я забегаю вперед, Сэм, но Джоэл считает, что этих людей следовало бы подключить к делу с самого начала. Он понимает, почему выбрали именно его, и, как это ни странно, даже не оспаривает правильность такого решения! Но без этих ваших знакомых ничего не получится.
— Да, вы здорово забегаете вперед.
— Я еще вернусь к главному.
— Погодите, сначала дайте мне закончить. Я переговорил с ними, сказал, что не верю ни единому печатному или устному слову. Но они единогласно утверждают — это не тот
Конверс, которого я знал, и посоветовали мне держаться от него подальше. Дело, по их словам, безнадежное, и я могу только сильно запачкаться. Это не тот Конверс, которого я знал, сказали они. Это псих, совсем другой человек. И есть много тому доказательств.
— Но вы же отозвались на мой звонок. Почему?
— По двум причинам. Первая очевидна: мы вместе с Джоэлом прошли через такие испытания, что все разговоры и слухи о нем кажутся мне бессмыслицей, а возможно, мне просто хочется, чтобы они оказались бессмыслицей. Вторая причина менее субъективна. Я умею распознавать ложь, а мне подсовывали именно ложь, так же как и тем людям, которые ее потом распространяют. — Эббот отпил немного кофе, как бы приказывая себе не спешить и успокоиться. Командир эскадрильи обязан владеть собой. — Я переговорил с тремя людьми, которым я доверяю, и каждый из них перепроверил данные по своим каналам. После этого они снова связались со мной, и каждый из них, по существу, сказал одно и то же, хотя и на разных языках, — каждый рассматривал проблему в своем аспекте, это единственный способ работы с такими людьми. И повторялась слово в слово только одна деталь, и эта деталь была ложью. Все они утверждали, что причиной нервного срыва были наркотики.
— У Джоэла?
— Они говорили об этом в одних и тех же выражениях:
“По свидетельствам, просочившимся из Нью-Йорка, Женевы и Парижа, Конверс в больших количествах приобретал наркотики”. Это — одна из формулировок. Вторая звучит примерно так: “Медицинские эксперты пришли к выводу, что инъекции наркотиков повлекли за собой распад психики и вернули его в прошлое”.
— Но это безумие! Это ложь! — выкрикнула Валери так громко, что Эбботу пришлось успокаивающе придержать ее за руку. — Простите, ради Бога, но это — наглая ложь, — прошептала она. — Вы даже не представляете себе…
— Нет, Вэл, очень хорошо представляю. Джоэла пять или шесть раз накачивали наркотиками, их присылали из Ханоя, и никто не противостоял им активнее, чем он. Он ненавидел их. Единственное, что он себе позволял после Вьетнама, — это табак и алкоголь. Случалось, после жуткого похмелья я бросался к домашней аптечке в поисках брома или аспирина, однако он ни к чему не прикасался.
— Всякий раз, когда приходилось продлевать заграничный паспорт и делать новые прививки, он выпивал не менее четырех мартини, — сказала Валери. — Господи, и кому же понадобилось распускать подобные мерзости?
— Когда я попытался выяснить это, мне дали понять, что подобная информация закрыта даже для меня.
Бывшая миссис Конверс широко раскрытыми глазами смотрела на бригадного генерала.
— Вы должны выяснить это, Сэм, вы же сами понимаете, разве не так?
— Расскажите-ка мне обо всем, Вэл.
— Все началось в Женеве, и главной побудительной причиной для Джоэла стало имя Джорджа Маркуса Делавейна…
Эббот крепко зажмурил глаза, и лицо его сразу постарело.
Крик хищника в ночной морозной тиши — крик человека в инвалидном кресле, упавшем на пол. Короткие обрубки, которые были когда-то ногами, беспомощно шевелились, сильные руки приподнимали туловище над ковром.
— Адъютант! Адъютант! — орал генерал Джордж Маркус Делавейн, пока на столе, стоящем под странно окрашенной географической картой, разрывался от звона темно-красный телефон.
Крупный, мускулистый человек средних лет в полной парадной форме вбежал в дверь и бросился к своему начальнику.
— Разрешите помочь вам, сэр. — Он почтительно потянулся к креслу.
— Не меня! — завопил Делавейн. — Телефон! Сними трубку! Скажи, что я вышел и сейчас вернусь! — И старый вояка с трудом пополз к столу.
— Одну минуточку, — проговорил адъютант в трубку. — Генерал сейчас будет. — Подполковник положил трубку на стол и подбежал сначала к креслу, а потом к Делавейну. — Прошу вас, сэр, разрешите вам помочь.
С выражением бессильного отвращения на лице калека позволил усадить себя в поднятое кресло и сразу же устремился вперед.
— Дайте мне трубку! — приказал он. — “Пало-Альто интернэшнл”. Слушаю. Назовите код дня!
— Черинг-Кросс, — ответила трубка с британским акцентом.
— Что у вас, Англия?
— Радиодонесение из Оснабрюка. Его взяли.
— Убейте его!
Хаим Абрахамс сидел у себя на кухне, барабаня пальцами по столу и старательно отводя взгляд от телефонного аппарата и висящих на стене часов. Истекал четвертый из назначенных сроков, а Нью-Йорк молчал. Приказ был совершенно ясен: сообщения по телефону делаются в тридцатиминутные периоды через каждые последующие шесть часов. Срок первого из них истек двадцать четыре часа назад, когда, по его подсчету, совершил посадку самолет из Амстердама. Двадцать четыре часа — и ничего! Пропуск первого тридцатиминутного отрезка не очень-то обеспокоил его — трансатлантические рейсы редко укладываются в расписание. Второй пропуск тоже можно объяснить — женщина пересела в автомобиль или взяла билет на другой самолет, а возможно, осведомителю трудно дозвониться до Израиля. Третий пропуск уже недопустим, а четвертый — просто невозможен. Тридцать минут истекали, оставалось всего шесть минут. Господи, да когда же он зазвонит?
Телефон зазвонил. Абрахамс вскочил со стула и схватил трубку.
— Да?
— Мы ее упустили, — последовало короткое сообщение.
— Вы… что?!
— Она взяла такси до аэропорта Ла-Гуардиа, а там купила билет на утренний рейс на Бостон. Затем сняла номер в мотеле и, должно быть, через несколько минут исчезла.
— Где были наши люди?
— Один в машине, припаркованной у мотеля, второй — в одном из соседних номеров. Не было никаких оснований предполагать, что она сбежит. У нее же был билет на Бостон.
— Идиоты! Подонки!
— Виновные понесут наказание в дисциплинарном порядке… Наши люди в Бостоне проверили все рейсы, все поезда. Ее не обнаружили.
— А почему вы решили, что она полетит в Бостон?
— А билет? Куда ей еще лететь?
— Кретины!
Валери умолкла, закончив свое повествование. Она взглянула на Сэма Эббота, теперь он казался
