— Этот же вопрос я задал и Конверсу, и в ответ услышал нечто странное: “Он может использовать закон, потому что закон — не человек, а закон”.
— Это — выше моего понимания, — раздраженно произнес Меткалф. — Не в философском смысле, а чисто в практическом. Как это можно использовать сейчас, в данной конкретной ситуации, черт побери?… Впрочем, какая разница, ничто не имеет значения, мы сами ничего не значим! Как только загремят их выстрелы — в Вашингтоне, Лондоне, Париже или Бонне, где угодно — и появятся первые трупы, власть перейдет к ним, и уж они не выпустят ее из рук. Я знаю это, потому что вижу, как много людей уже давно мечтают о том, чтобы хоть кто-нибудь взял на себя контроль за ситуацией. Прекратите разгул преступности, сделайте жизнь безопасной, ударьте по Советам… Клянусь Богом, бывали времена, когда даже я думал точно так же.
— Я тоже, — тихо сказал человек в штатском.
— Но мы ошиблись.
— Знаю. Поэтому-то я и оказался здесь. Меткалф сделал глоток и приложил холодный стакан к щеке.
— Я все время думаю о словах Сэма. “Где-то должен быть список, — сказал он. — Полный список личного состава “Аквитании”. Он исключил все легкодоступные места — сейф, бумагу, — скорее всего, он хранится в зашифрованном виде в электронной памяти какого-нибудь компьютера, и компьютер этот должен находиться в таком месте, о котором никто не подумает, вдалеке от официальных центров и всего, связанного с военными. “Список. Должен быть список!” — твердил Сэм. Для летчика у него было слишком богатое воображение. Думаю, именно поэтому он был так хорош со своими штучками на высоте сорок тысяч футов. Атакуй со стороны солнца, откуда никто тебя не ожидает, или со стороны темного горизонта, где тебя не может поймать радар. Он знал все это. Он был тактическим гением.
Пока Меткалф говорил, Стоун все ближе наклонялся к нему, пристально вглядываясь в его лицо и как бы впитывая в себя каждое его слово.
— Шархёрн, — проговорил он почти шепотом. — Это — Шархёрн!
Двухмоторный “Риемс-406” сделал круг над частным аэродромом в Сен-Жерве в пятнадцати милях к востоку от Шамони, где янтарного цвета фонари отбрасывали оранжевый свет на две посадочные полосы, ярко светившиеся на фоне низкого ночного неба. Пилот получил разрешение на посадку, и Прюдомм проверил ремни безопасности.
“Боже мой, какой безумный день!” — подумал он, глядя на свою правую руку в тусклом свете приборов на доске управления. Синяки были, конечно, менее заметны, чем кровь, которая покрывала всю его руку несколько часов назад. Жуть! Человек, назначенный ему в палачи, даже не пытался скрывать полученное им задание — невиданная наглость, взращенная Иностранным легионом! И смертный приговор был ему объявлен прямо в автомобиле в дальнем конце автомобильной стоянки в Булонском лесу! Человек этот позвонил ему прямо в служебный кабинет; по правде сказать, Прюдомм думал о том, что он может позвонить, и потому не очень удивился, более того — он успел к этому звонку подготовиться. Тот попросил своего недавнего начальника о свидании и назначил место встречи — автомобильная стоянка в Булонском лесу: у него, сказал он, есть потрясающие новости. Он будет в своем служебном “пежо”, и, поскольку ему нельзя отходить от радиотелефона в машине, не согласится ли Прюдомм пересесть к нему? Прюдомм, естественно, не возражал.
Однако никаких потрясающих новостей у того не оказалось. Только вопросы, задаваемые с большой наглостью.
“Что вы делали сегодня утром и почему?”
“Что вы имеете в виду: то, что я побрился? позавтракал? сходил в туалет? поцеловал жену? О чем вы?”
“Вы отлично знаете о чем! Агент на бульваре Распай. Вы врезались в его машину. Потом подбросили наркотики и арестовали его под этим предлогом!”
“Я не одобрял его действий. Точно так же, как не одобряю и этого разговора”.
Прюдомм неуклюже потянулся к дверной ручке левой рукой, в то время как его правая рука была занята совсем другим.
“Стойте! — Подчиненный схватил своего начальника за плечо. — Вы помогали той женщине!”
“Все подробности в протоколе. Позвольте-ка мне выйти”.
“Я позволю тебе отправиться в ад! Я убью тебя, ничтожество! Жалкий бюрократишка!”
Недавний подчиненный выхватил из-под пиджака пистолет, однако он опоздал. Не вынимая из кармана зажатый в правой руке пистолет, Прюдомм выстрелил. К сожалению, пистолет этот был малого калибра, а бывший полковник из Иностранного легиона был очень крупным человеком, и он тут же, в автомобиле, бросился на Прюдомма. Однако ветеран Сопротивления, решивший на всякий случай вернуться к прошлым военным привычкам, был готов и к этому. Лацканы его пиджака укрывали тонкую стальную проволоку достаточной длины и с двумя петлями на концах. Он быстро вытянул ее, забросил за голову своего подчиненного, скрестил запястья и сильным рывком натянул проволоку — кровь из горла палача оросила руки приговоренного человека, приговоренного, но живого.
Джоэл и Валери молча слушали рассказ человека из Сюрте. Нарисованная им картина выглядела довольно грустно. Интерпол скомпрометирован, arrondissement [206] полиция стала жертвой манипуляций, сама Сюрте коррумпирована, правительственные сообщения все ложны.
— Я расскажу вам все, что знаю, потому что мне необходима ваша помощь, — сказал Конверс, поднимаясь с кресла и направляясь к столу, на котором лежали в зеленой папке машинописные листы сделанных по всей форме показаний. — Лучше, если вы прочитаете все это собственными глазами, но боюсь, вам придется читать здесь. Утром я сделаю несколько копий, но до этого я не хочу, чтобы этот документ покидал комнату. Кстати, Вэл заказала для вас отдельный номер, не спрашивайте меня, как ей это удалось, но думаю, что администратор закажет себе теперь новый гардероб, а может быть, и купит новый домик.
— Mersi [207] , мадам.
— Фамилия — Френч [208] , — добавил Джоэл.
— Простите?
— Я хочу сказать, что фамилия — Френч.
— Qui [209] .
— Учтите, я имею в виду…
— Pardon, mon vieux, — вмешалась Вэл. — Le nom sur le registre est “Monsieur French”, c’est un nom anglais, pas francais. French. Artur French [210] .
— Но мне ведь придется что-то подписывать, говорить… Тогда может раскрыться, что…
— Ничего не придется подписывать и ничего не придется говорить, — прервала его Вэл, беря ключ с прикроватной тумбочки и вручая его Прюдомму. — Комната оплачена за трое суток. После этого, а возможно и раньше, если вы согласитесь нам помогать, мы, все трое, будем уже далеко.
— Жуть. И я должен все это прочитать?
— Mon ami — mon ёроих — est un avoue brilliant [211] .
— Je comprends [212] .
— Тут примерно сорок страниц, — сказал Конверс, передавая бумаги Прюдомму. — Чтобы проглотить это, вам потребуется по меньшей мере час. А мы пока что спустимся вниз и перекусим.
— Bien [213] . Мне многое хочется узнать.
— А как насчет вас самого? — спросил Джоэл, стоя рядом с французом. — Труп в машине наверняка уже обнаружен.
— Скорее всего, так, — согласился Прюдомм. — Я специально оставил его на месте. Однако Сюрте не сможет связать это со мной.
— А отпечатки пальцев? Или ваше внезапное исчезновение из кабинета?
— Еще одна привычка времен войны, — сказал человек из Сюрте, доставая из кармана тонкие хирургические перчатки, обрезанные чуть ниже запястья. — На всякий случай я вымыл их еще в Булонском лесу. Немецкие оккупационные власти имели отпечатки наших пальцев во всех архивах. Так что лишних действий им не требовалось. А что же касается моего отсутствия, то оно объясняется очень просто. Я
