чинах, у каждого из них за спиной — богатейший опыт. Эти люди расхаживают по коридорам Пентагона, служат на военных и военно-морских базах, включая и военно-воздушную базу в Неваде. Но кто они? Господи! Вы открываете рот — и не знаете, с кем говорите, пришьет ли он вас на месте или так запрограммирует ваш самолет, чтобы он рассыпался в воздухе. А как остановить того, кого не видишь?
— Возможно, Конверс уже знает, как это сделать.
— С помощью этих показаний?
— Очень может быть. Кстати, он хочет получить такой документ и от вас. Описание вашей встречи с Эбботом, полная запись беседы с ним, а также ваша оценка его умственных способностей. Это означает, что вам придется здесь ночевать. Полчаса назад я снял здесь еще три номера — сказал, что имена сообщу позднее.
— А не могли бы вы ответить еще на один вопрос? На кой черт вообще эти заявления? Мы имеем дело с целой армией, насколько она велика и как широко представлена во всех странах, мы не знаем, но это —
— Мне нужен ответ, Стоун, а не рассуждения, — холодно прервал его Меткалф.
— Поддержка, — ответил Стоун. — Конверс нуждается в постоянной поддержке, и он хочет, чтобы всех нас воспринимали всерьез. Не как психопатов, или людей с нарушенной психикой, или умственно неполноценных — если я не ошибаюсь, он употребил именно эти слова.
— Замечательные слова, не правда ли? Но скажите, черт побери, что за ними стоит, а? Как добиться каких-либо весомых результатов?
— С помощью составленных по всей форме юридических документов. Ответственные люди излагают все, что они знают, и делают это в форме официальных показаний. Все остальное — дело суда, полковник, и судьи. На основании этих показаний суд выносит постановление о предоставлении нам убежища в целях соблюдения следственной тайны.
— Чего?
— Тайны следствия. В этом случае дело становится полностью закрытым — никакой прессы, никакой утечки информации, суд просто приказывает властям выполнять его приказ. А все секретные службы получают указание содействовать выполнению экстраординарного задания.
— Экстраординарного?… И кому они приказывают?
— Президенту Соединенных Штатов, вице-президенту, спикеру палаты, военному министру, государственному секретарю и так вплоть до самого низа. Таков закон, полковник. Все это в пределах компетенции суда — это тоже его слова, насколько мне помнится.
— Господи!
Раздался легкий стук в дверь, но на этот раз Стоун только прикрыл сложенным номером “Нью-Йорк таймс” лежавший на столе пистолет. Он встал и впустил официанта, который вкатил сервировочный столик на колесиках с кувшином кофе, двумя чашками, бутылкой канадского виски, стаканами и чашей со льдом. Стоун подписал счет, и официант удалился.
— Что сначала — кофе или виски? — спросил Стоун.
— Боже мой, конечно, виски. Пожалуйста.
— Завидую.
— А вы не присоединитесь ко мне?
— Увы, не могу. Разрешаю себе единственную рюмку вечером, вот тогда-то я и присоединюсь к вам. Вы из Лас-Вегаса, так что поймете меня. Я пытаюсь сделать противника, у которого немалый гандикап. Я собираюсь выиграть, полковник. Меня ведь вытурили, помните? — Стоун приготовил полковнику виски со льдом, подал ему стакан и уселся.
— Невозможно бороться с противником, если у него гандикап, разве вы этого не знаете?
— Несколько раз я все-таки выигрывал. Поэтому я здесь.
— Суд… — задумчиво произнес Меткалф, недоверчиво качая головой. — Суд! Соломинка утопающего. Он пытается с помощью закона обойти с фланга тех людей из государственного аппарата, к которым ему следовало бы обратиться, но которым он не может довериться. И как вы думаете, это может сработать?
— Тут трудно сказать что-то определенное, но это поможет выиграть время — возможно, всего несколько дней. Следственная тайна имеет определенный срок действия. Ведь закон требует и полной гласности. Но самое главное то, что, набрасывая тень секретности на определенные объекты, мы можем в известной степени спутать карты “Аквитании”, вынудив генералов произвести перегруппировку сил, кое- что обдумать заново. А это — необходимая нам отсрочка.
— Но это правило действует только здесь, в Штатах.
— Да. И именно поэтому Конверсу нужно время.
— А для чего?
— Он не стал объяснять, а я не счел себя вправе требовать объяснений.
— Понимаю, — сказал полковник, поднося ко рту стакан с виски. — Вы сказали, что сняли три номера. А для кого остальные?
— Вы с ними встретитесь, и не думаю, что они вам понравятся. Двое мальчишек, которые впутались в это дело вместе с другими, которых я не знаю, а они их не называют. После того как Холлидей вышел на них — или на одного из них, — они составили досье для Конверса. Они молоды, но они отличные ребята, полковник. Будь у меня сын, хочется думать, что он был бы среди них.
— У меня есть сын, и я надеюсь, что он станет таким же, — сказал Меткалф. — Иначе для чего все это? Так что же у нас на повестке дня?
Напряженно откинувшись в кресле, Стоун заговорил, медленно, четко произнося каждое слово, но и в монотонности его речи чувствовалось, что он повторяет инструкции, не им придуманные, и они ему не по душе.
— В три часа я должен позвонить адвокату Саймону. Натан Саймон — один из старших партнеров юридической фирмы Конверса здесь, в Нью-Йорке. По-видимому, к этому времени жена Конверса уже успеет предупредить его о моем звонке и попросит оказать мне содействие — видимо, они уверены, что именно так он и поступит. Короче говоря, Саймон приедет сюда, в отель, со стенографисткой и возьмет у нас свидетельские показания, проверив заодно наши звания, полномочия, удостоверения личности и прочее. Он останется здесь, пока не завершим работу.
— Вы были правы, — прервал его военный. — Мы — трупы.
— То же самое я сказал Конверсу, а он поинтересовался, очень ли мне это нравится — пребывать в таком состоянии. Ему-то пришлось испытать все на собственной шкуре.
— Вот он и хочет нас всех прищучить.
— Но не вас, — заметил Стоун. — Ему хотелось бы получить и ваши показания, в том числе и об Эбботе, но он не настаивает на этом. Он знает, что не может просить вас вступить в эту игру.
— Я вступил в нее, когда рухнул самолет Эббота. Есть тут и еще кое-что. Если мы не сможем остановить Делавейна и его генералов, что ждет таких, как мы? Конверс не говорил вам о своих ближайших планах?
— О том, что он называет отсчетом времени, — нет, но что касается завтрашнего дня, — да, об этом он сказал. Он высылает свои собственные официальные показания и надеется приобщить к ним письменное заявление сотрудника Сюрте о том, что большинство официальных донесений, поступающих из Парижа, ложь… Но мы еще живы, полковник. Конверс совершенно ясно сказал, что этот Натан Саймон — лучший адвокат, которого мы только можем пожелать, но… если он нам поверит…
— А чем нам может помочь адвокат?
