— Мы попали в девятнадцатый век, честное слово, — ответил Джоэл. — Надеюсь, однако, у них здесь телефоны, а не почтовые дилижансы.
— Средства коммуникации здесь самые современные, в этом я тоже удостоверился. — Дверь лифта открылась. — Прошу вас, — произнес Фитцпатрик, указывая направо. — Наши апартаменты в конце коридора.
— Апартаменты?
— Вы ведь хвастали, что у вас куча денег.
По обеим сторонам великолепно обставленной светлой гостиной располагались две спальни, французское окно выходило на маленький балкон с видом на Рейн. Стены комнаты украшала странная смесь: очень неплохие репродукции импрессионистов с изображением цветов соседствовали с плохонькими гравюрами лошадей, победительниц на беговых дорожках Германии.
— Вы просто чудо, — сказал Конверс. Он выглянул в балконную дверь и затем повернулся к Фитцпатрику, который все те стоял посреди гостиной с ключами в руке. — Объясните мне как вам удалось все это сотворить?
— Очень просто, — ответил морской юрист улыбаясь. — Вы даже не поверите, какое впечатление производит в этой стране набор военных удостоверений. Старики застывают по стойке “смирно”, как щенки, почуявшие запах жареного мяса. А в этом заведении, можно сказать, нет никого моложе шестидесяти.
— Ну а я-то тут при чем? Вроде бы я не на военной службе.
— А это не важно, поскольку в настоящее время я являюсь адъютантом, прикомандированным военно-морским флотом США к вам, американскому финансисту, на время проведения конфиденциального совещания с германскими коллегами. И естественно, здесь, в Бонне, эксцентричный финансист предпочитает сохранять инкогнито. Поэтому номер и все счета оформляются на мое имя.
— А как вы объяснили отсутствие предварительного заказа?
— Я сказал управляющему, что вы отказались от отеля, где были зарезервированы для нас места, из опасения, что там вас могут узнать. При этом намекнул, что те его соотечественники, с которыми вам предстоит встретиться, оценят по заслугам его содействие. Он тут же со всем согласился.
— А как мы узнали о “Ректорате”? — спросил Джоэл, все еще не избавившись от подозрений.
— Тоже просто. Я вспомнил, поведал я управляющему, что о нем упоминали коллеги-экономисты на прошлогодней международной конференции в Дюссельдорфе.
— Вы были на ней?
— Понятия не имею, была ли вообще такая конференция, — ответил Фитцпатрик, направляясь в комнату на левой стороне. — Я займу эту спальню, хорошо? Она поменьше второй, и это будет справедливо, ибо я — всего лишь ваш адъютант, и, клянусь Иисусом, Пресвятой Девой и Иосифом, в данном случае это вполне соответствует действительности.
— Погодите минуту, — прервал его Конверс, делая шаг вперед. — а где же наш багаж? Вашему другу внизу не покажется странным, что столь важные персоны путешествуют налегке?
— А что тут странного? — сказал Коннел, поворачиваясь к двери. — Он все еще в том не названном мною отеле, от услуг которого вы отказались после двадцатиминутного пребывания в нем. Однако багаж этот могу взять оттуда только я.
— Почему?
Фитцпатрик приложил указательный палец к губам.
— Не забывайте, вы весьма эксцентричный тип и помешаны на секретности.
— И управляющий все это проглотил?
— Он называет меня не иначе как “герр коммандант”.
— А вы — порядочный прохвост, морячок.
— Позволю себе напомнить, сэр, что в Ирландии, на моей прародине, такое зовется хорошим здоровым трепом. Пресс утверждал, что вы отлично используете подобные приемы на переговорах с фирмами. — Тут лицо Коннела снова стало серьезным. — Он говорил об этом вполне одобрительно, советник, и это — уже без трепа.
Когда моряк снова повернулся и направился в свою спальню, Джоэл ощутил какое-то странное чувство, но не смог найти ему определение. Что-то в этом человеке, моложе его на несколько лет, затрагивало в его душе потаенные струны, но что именно? Смелость Фитцпатрика можно объяснить тем, что она еще не подвергалась суровым испытаниям, отсюда и отсутствие страха перед мелочами, что так часто приводит к серьезным последствиям. Такие люди отважно бросаются в неизведанные воды, потому что им еще не доводилось по-настоящему тонуть.
Внезапно Конверс понял, в чем тут дело. В Коннеле Фитцпатрике он увидел самого себя… до того, как жизнь подбросила ему тяжкие испытания. До того, как ему пришлось познать страх, первозданный ужасный страх, а потом — одиночество.
Было решено, что Коннел отправится в аэропорт, но не за багажом Джоэла, а за своим собственным, который находится в автоматической камере в багажном отделении. Возвращаясь через центр Бонна, он купит полдюжины рубашек, нижнее белье, носки, три пары брюк, два пиджака и плащ и сложит покупки в роскошный чемодан, приобретенный специально для этой цели. Все это будет наилучшим образом соответствовать образу эксцентричного финансиста. И под конец Фитцпатрик заедет в камеру хранения на железнодорожном вокзале, где Конверс оставил свой атташе-кейс. Как только портфель окажется в руках морского офицера, он тут же сядет в оставленное им у вокзала такси и, не делая больше ни единой остановки, вернется в “Ректорат”.
— Я хотел спросить вас еще об одном, — сказал Фитцпатрик перед самым отъездом. — Там, у Альтер-Цолля, вы бросили вскользь: они оповестят всех, что вы можете спросить дорогу только в пяти ближайших кварталах Нью-Йорка. По-видимому, вы намекали на то, что не знаете немецкого?
— Совершенно верно. Как, впрочем, и других языков, за исключением английского. Я пытался учить языки, но ничего не получилось. Моя бывшая жена свободно говорила на немецком и французском, но даже она оказалась бессильной. Должно быть, у меня просто нет на это слуха.
— А кто эти “они”, о которых вы говорите? — спросил Коннел, почти не слушая объяснений Конверса. — Люди из посольства?
Джоэл помолчал.
— Боюсь, этот круг придется несколько расширить, — ответил он. — Со временем вы узнаете об этом, но не сейчас. Позже.
— А почему не сейчас?
— Потому что сейчас это не принесет вам никакой пользы, а кроме того, может вызвать новые вопросы, что только осложнит ваше положение в случае, скажем так, неблагоприятных обстоятельств.
— Очень уж обтекаемо.
— Не отрицаю.
— И это — все? Все, что вы можете мне сказать?
— Да. Впрочем, могу добавить и еще кое-что — мне срочно необходим мой портфель.
Фитцпатрик заверил его, что коммутатор “Ректората” принимает заказы на телефонные переговоры на английском, как, впрочем, и на шести других языках, включая арабский, так что он спокойно может связаться с Лоуренсом Тальботом в Нью-Йорке.
— Господи, Джоэл, откуда вы? — сразу же заорал в трубку Тальбот.
— Из Амстердама, — ответил Конверс, заказавший разговор через несколько промежуточных станций, чтобы не называть Бонн. — Ларри, что случилось с судьей Анштеттом? Можете вы мне что-нибудь сказать?
— Меня больше волнует то, что происходит с вами. Рене звонил прошлой ночью…
— Маттильон?
— Вы сказали ему, что летите в Лондон.
— Я передумал.
— Так что же, черт возьми, случилось? У него была полиция. Ему пришлось назвать вашу фамилию и сказать, кто вы такой. — Тальбот сделал паузу и тут же перешел на задушевный, явно фальшивый тон: — Вы-то сами, Джоэл, в порядке? Не хотелось бы вам откровенно поделиться со мной
