телефону, исключающему любое подслушивание, вы закажете разговор с Вашингтоном. На этом посту я ежегодно теряю три четверти миллиона долларов и не позволю, чтобы какие-то болваны проводили за моей спиной проверки, не ставя меня об этом в известность. Если понадобится проверка со стороны, я и сам, черт побери, попрошу о ней.
— Ваше требование, сэр, вполне резонно, и я с удовольствием подчинился бы ему, но, к сожалению, не могу.
— Боюсь, вам все же придется это сделать!
— Весьма сожалею.
— Соглашайтесь, капитан! — вмешался Даулинг. — Никто ни о чем не узнает, и учтите: Конверс нуждается в защите, его разыскивают в чужой стране, а он даже не знает языка. Соглашайтесь. Посол Перегрин сдержит данное слово.
— Простите, но я вынужден ответить отказом. — Коннел повернулся и зашагал по дорожке.
— Майор! — в ярости закричал посол. — Остановите его! Задержите этого человека!
Фитцпатрик оглянулся. Подсознательно он все время ожидал увидеть именно то, что предстало его глазам: из тени, отбрасываемой огромным величественным зданием, выбежал человек, без сомнения, адъютант посла и, следовательно, — член посольского персонала! Коннел похолодел, в его памяти всплыли слова Джоэла: “Эти люди, которых вы видели в аэропорту, те, что из персонала посольства… они не на нашей стороне”.
В любых иных условиях Фитцпатрик остался бы на месте как-нибудь выкарабкался из этой передряги. Он не сделал ничего плохого; он не нарушил ни прав, ни законов, и никто не может принудить его обсуждать личные проблемы. Однако он тут же понял всю бессмысленность своих рассуждений! Подручные Делавейна
Прогремели выстрелы! Две пули вспороли воздух чуть выше его головы! Он нырком бросился на землю и покатился в спасительную тень кустов, а в ночной тиши мирной ночи, уже разбуженной звуками выстрелов, прогремел могучий бас:
— Ах ты, сукин сын! Ты что ж это вытворяешь!
Новый взрыв криков и целый залп замысловатых ругательств, звуки борьбы — все это удивительно не вязалось с чинной атмосферой университетского сада.
— Нет, паскуда, я не дам тебе убить человека! Ты что, ублюдок, не понимаешь: здесь могут быть и другие люди! Ни слова, господин посол!
Коннел переполз через покрытую гравием дорожку и раздвинул окаймлявшую ее зелень. В ярком пронзительном свете луны у далекой уже скамейки актер Калеб Даулинг — бывший морской десантник из- под Куайлейна — стоял наклонившись над распростертым на дорожке майором, его ботинок упирался лежащему в горло, а рука выкручивала пистолет из поднятой вверх руки.
— Вы, майор, или дурак, или последний сукин сын. А может, кое-что и похуже!
Фитцпатрик поднялся сначала на колени, потом встал на ноги и, пригнувшись, помчался в сторону выхода.
Глава 13
— А что мне еще оставалось! — воскликнул Коннел, все еще не оправившийся от потрясения, и резко поднялся вперед в кресле. Рядом на диване лежал атташе-кейс Джоэла.
— Успокойтесь и постарайтесь собраться с мыслями, — сказал Конверс и подошел к изящному сервировочному столику у стены, на котором стоял большой серебряный поднос с бутылкой виски, льдом и стаканами. В Англии он пристрастился к тому, чтобы все необходимое ему приносили в номер.
— Вам нужно выпить, — продолжал он, готовя для Фитцпатрика виски со льдом.
— Еще как нужно! До сих пор в меня еще никогда не стреляли. Вам-то уже довелось это испытать. Господи, так вот, значит, как это бывает!
— Да, вот так и бывает. Сначала не можешь поверить, что этот оглушительный грохот имеет хоть какое-то отношение к тебе, пока… пока не убедишься в обратном, в том, что тебя-то и имеют в виду, и тогда тошнота подкатывает к горлу. И нет ни торжественной музыки, ни звуков фанфар — одна блевотина. — Конверс подал морскому офицеру стакан с виски.
— Вы чего-то недоговариваете, — глядя Джоэлу в глаза, пробормотал Коннел и взял стакан.
— Нет. Я говорю все как есть. Взять хотя бы сегодняшнее происшествие. Если вы правильно поняли Даулинга, посол не станет распространяться на эту тему в стенах посольства…
— Я помню, — прервал его Фитцпатрик, сделав несколько глотков и все еще не отрывая взгляда от Конверса, — в одной из папок с “флажком” рассказывалось, как на закате, во время вашего второго побега, был убит один солдат. Вы подбежали к нему и на несколько минут буквально потеряли голову. Вы кружили по джунглям, пока не поймали северного вьетнамца, убили его собственным ножом — так описывал тот парень, сержант, мне помнится, — и захватили ружье. Этим ружьем вы убили еще трех вьетнамцев.
Все еще стоя перед морским офицером, Джоэл заговорил. Голос его звучал спокойно, но взгляд был напряженный и строгий.
— Я не люблю подобных воспоминаний. Они поднимают во мне образы, которые я ненавижу. Давайте, советник, я расскажу вам, как это было. Мальчишке лет девятнадцати, не больше, потребовалось освободить кишечник. Обычно мы держались все вместе, но все же, соблюдая какое-то достоинство, в этом случае отходили футов на десять — пятнадцать в сторону. Туалетной бумаги, конечно, не было, мы пользовались листьями. Маньяк — назвать его солдатом я не могу — выждал подходящий момент и выстрелил, парню снесло половину головы. Я бросился к нему и, подбежав, услышал смешок, мерзкий смешок мерзкого человека, который олицетворял для меня все самое отвратительное, — будь то северный вьетнамец или американец. Если хотите знать правду, то что я сделал потом, я делал в порыве ярости против нас обоих — потому что мы оба были виноваты, потому что мы оба превратились в животных. Оба! Те трое вьетнамцев, те трое одетых в военную форму роботов, возможно имеющие жен и детей в какой- нибудь деревушке на Севере, не знали, что я следую за ними. Я застрелил их в спину, советник. Что сказал бы об этом Джон Уэйн? [42]
Коннел молча ждал, пока Конверс приготовил себе виски со льдом. Опорожнив свой бокал, моряк заговорил:
— Несколько часов назад вы сказали, что знаете, откуда появляются такие, как я, что вы и сами когда-то чувствовали то же самое. Я не был там, где побывали вы, и все же начинаю вас понимать. Вы и в самом деле ненавидите все, за что выступает “Аквитания”, не правда ли? А особенно — тех, кто возглавляет се.
— Всей душой, — подтвердил Джоэл, поворачиваясь к Коннелу. — Именно поэтому нам нужно успеть переговорить обо всем сегодня вечером.
— Как я уже сказал, у меня не было другого выхода. Вы говорили, что те люди, которых я видел в аэропорту, сторонники Делавейна. Я не мог рисковать.
— Знаю. И теперь мы оба в положении беглецов. Нас преследуют наши соотечественники и защищают те, кого мы намерены загнать в западню. Нужно все тщательно продумать, капитан.
Раздались два резких телефонных звонка, и Фитцпатрик испуганно вскочил с кресла. Джоэл молча смотрел на него, стараясь приободрить взглядом.
— Извините, — сказал Коннел. — У меня все еще пошаливают нервы. Все в порядке. Я возьму трубку. — Он подошел к телефону. — Ja? [43] — Несколько секунд он молча слушал, потом, прикрыв трубку ладонью, шепнул Конверсу: — Это Сан-Франциско, Миген.
— Иными словами. Ремингтон, — заметил Джоэл, обнаружив, что у него сразу пересохло в горле и участился пульс.
— Миген? Да, это я. Что там у тебя? — Слушая сестру, Фитцпатрик смотрел прямо перед собой и часто кивал, на лице его ходили желваки. — Ох, Боже мой!… Нет, нет, все в порядке, уверяю тебя… А номер телефона он оставил? — Коннел взглянул на маленький телефонный столик, где лежал блокнот, но без
