карандаша. Он посмотрел на Джоэла. Повинуясь этому взгляду, тот бросился к письменному столу за ручкой. Фитцпатрик, не глядя на него, взял ручку и записал несколько цифр. Конверс стоял в стороне едва дыша, крепко сжимая нетронутый стакан. — Спасибо, Миген. Я знаю, тебе сейчас совершенно не до того, но, если придется звонить еще раз, постарайся соединиться с нами через промежуточные станции ладно? Буду непременно, Мег. Честное слово. До свидания. — Морской юрист опустил трубку на место, забыв снять с нее руку.
— Ей звонил Ремингтон? — спросил Джоэл.
— Да.
— Что случилось?
— Кто-то требовал допуска к секретным приложениям к вашему личному делу. — Фитцпатрик повернулся к Конверсу: — Все в порядке. Ремингтон не дал допуска.
— Кто это был?
— Не знаю, попытаюсь выяснить у Дэвида. Миген не представляет, что такое “флажок”, и уж тем более ничего не знает о вас. Ремингтон сказал только, что кто-то требовал допуска к “флажку”, но он ответил отказом.
— Значит, все в порядке.
— Я так и сказал, но это не соответствует истине.
— Поясните, черт возьми!
— Наложенный мной запрет весьма ограничен во времени — день или два с момента наложения запрета.
— Значит, сорок восемь часов у нас есть, — прервал его Джоэл.
— А как потом? Видите ли, вы были уверены, вас захотят основательно проверить, однако я, честно говоря, сомневался в этом. Кто бы ни затребовал этот “флажок”, он — важная шишка. Вы выйдете с этого вашего совещания, а через несколько часов в руках у ваших новых партнеров окажутся все материалы. Ага, Конверс ненавидит Делавейна, уж не охотится ли он за ним? Вот о чем они сразу подумают.
— Позвоните Ремингтону.
Джоэл вышел на балкон. Через мелкие кучевые облака пробивался изменчивый свет луны, где-то на западе полыхали зарницы, напоминая ему дальние отблески беззвучных артиллерийских разрывов, которые он вместе с другими пленными видел по ночам за далекими холмами — желанные и недостижимые огни. Он слышал голос Фитцпатрика, пытающегося связаться с Сан-Диего. Джоэл потянулся к карману за сигаретами. Вспышка зажигалки высветила какое-то движение — через два балкона от него, примерно в тридцати футах, стоял человек и смотрел в его сторону. Фигура его с трудом проглядывалась в царящем полумраке. Кто это — еще один постоялец, случайно вышедший глотнуть свежего воздуха одновременно с ним, или соглядатай, приставленный к нему “Аквитанией”?
Конверс услышал спокойную речь морского юриста и вошел в комнату.
Коннел сидел в кресле у стола и, придерживая трубку левой рукой, писал что-то в гостиничном блокноте, постоянно переспрашивая:
— Погодите минутку. Вы говорите, Хикмен распорядился оставить все как есть, но не сказал, от кого поступил запрос? Понимаю… Хорошо, Дэвид, огромное спасибо. Вы собираетесь сегодня куда- нибудь?… Значит, если что, я смогу поймать вас по этому номеру… Да, знаю, это все проклятые телефоны в Сономе. Один хороший дождь, и забудь о слышимости. Еще раз спасибо, Дэвид. Всего доброго. — Фитцпатрик повесил трубку и посмотрел на Джоэла странным, почти виноватым взглядом. Не говоря ни слова, он молча покачал головой, тяжело вздохнул и нахмурился.
— Что там? Что случилось?
— Постарайтесь вытащить из них все, что можете, на этом завтрашнем совещании. Или это уже сегодня?
— Сейчас уже за полночь, так что — сегодня. А в чем дело?
— По требованию одного из отделов Пятого морского округа через двадцать четыре часа запрет будет снят. Штаб у них в Норфолке, и народ там серьезный, так что скоро ваши партнеры узнают о вас все, что вы пытаетесь сейчас скрыть. В запасе у вас — семьдесят два часа, не такой-то большой срок.
— А вы его продлите!
Коннел в полной растерянности уставил на Джоэла:
— А на каком основании?
— Национальная безопасность. На каком же еще?
— Тут потребуется солидное основание, вы это отлично знаете.
— Нет, я этого не знаю. Знаю только, что затяжки случаются по целому ряду причин: вам требуется время для оформления материалов, не пришли высланные по вашему адресу бумаги, заболел или попал в аварию кто-то из свидетелей. В конце концов, личные дела: хоронят вашего ближайшего родственника, сестра в трауре — этим можно оправдать любую задержку!
— Оставьте, Джоэл. Сделай я хоть шаг в этом направлении, вас тут же увяжут с Прессом, и — полный привет! Его убили они. Вы не забыли об этом?
— Нет, — твердо сказал Конверс, — не забыл. Но есть еще один путь: развести нас подальше друг от друга.
— О чем это вы?
— Я все время думал об этом, пытаясь поставить себя на место Эвери. Он знал, что за каждым его шагом следят, а телефон, возможно, прослушивается. Он подчеркивал: слияние “Комм-Тека” с “Берном”, наш завтрак с ним, да и сама Женева должны вписываться в логическую схему, иначе ничего не получится. В конце разговора, во время того завтрака, он сказал, что, если я согласен, мы обговорим все позднее.
— Ну и что?
— Он знал, что нас увидят вместе, — это неизбежно, — и по-видимому, хотел подсказать, что мне говорить, если в “Аквитании” спросят о нем. Думаю, он собирался повернуть все на сто восемьдесят градусов и дать мне необходимый толчок, чтобы я мог добраться до этих людей.
— Ни черта не понимаю, о чем вы толкуете?
— Эвери намеревался навесить на меня ярлык, который помог бы мне проникнуть в сеть Делавейна. Точно мы уже никогда не узнаем, но я думаю, он собирался посоветовать мне, чтобы я объявил им, будто он, Э. Престон Холлидей, считает меня их сторонником и что он, Э. Престон Холлидей, специально взялся за дело по слиянию “Комм-Тека” с “Берном”, чтобы пригрозить мне разоблачением и тем самым вывести из игры.
— Погодите. — Коннел недоуменно потряс головой. — Пресс не знал, что вы возьметесь за это, и уж тем более — каким образом вы станете действовать.
— Есть единственный способ войти к ним в доверие, и он это отлично знал! Он знал также, что я непременно приду к тем же выводам, как только разберусь, что к чему. Остановить Делавейна и его фельдмаршалов можно, только внедрившись в ряды “Аквитании”. Зачем, по-вашему, пущены в ход эти огромные суммы денег? Я в них не нуждаюсь, подкупить меня нельзя. Но он знал, что они могут понадобиться для того, чтобы войти в их круг, вызвать их на разговор и начать собирать доказательства… Позвоните еще раз Ремингтону. Пусть подготовит все необходимое для продления срока запрета.
— Теперь уже придется обращаться не к Ремингтону, а к адмиралу Хикмену. Дэвид предупредил меня, что завтра утром адмирал может позвонить мне. Я продумаю все это и снова позвоню Миген. Хикмен обозлен, он хочет знать, кто вы и откуда такой внезапный интерес к вам.
— Вы хорошо знаете Хикмена?
— Довольно хорошо. Я служил под его началом в Нью-Лондоне и Галвестоне. Он сам предложил мне должность главного юриста в Сан-Диего, что и дало мне еще одну нашивку.
Конверс пристально посмотрел на Фитцпатрика, затем повернулся и, ни слова не говоря, направился к распахнутой балконной двери. Коннел не мешал ему, прекрасно понимая его состояние. Ему не раз приходилось наблюдать адвокатов, когда их неожиданно осеняет идея, способная в корне изменить ход дела и требующая глубокой проработки. Нечто подобное случалось и в его практике. Джоэл медленно повернулся к Коннелу, остановился, по его лицу было видно, как постепенно, с трудом он пробивается к какой-то мысли.
