учреждение, название не мешало ему быть прекрасно ухоженным местом, последним приютом материально обеспеченных людей, нуждающихся в медицинском уходе, который семья и близкие люди не могли им обеспечить. Последние двенадцать лет оно служило домом для Фелисии Мунро, которая вместе со своим мужем, Питером, взяла к себе юного Николаса Брайсона после того, как родители подростка погибли в автомобильной катастрофе.
Брайсон относился к этой женщине с любовью и всегда поддерживал с ней тесные отношения, но никогда не думал о ней как о своей матери. Такое отношение просто не могло сформироваться – ведь когда с его родителями произошло несчастье, Ник был уже довольно большим. Она была для него просто тетей Фелисией, любящей женой дяди Пита, одного из лучших друзей отца. Они заботились о Нике, взяли его в свой дом и даже оплатили его учебу в колледже, за что он был им бесконечно признателен.
Питер Мунро и Джордж Брайсон повстречались в офицерском клубе в Бахрейне. Полковник Брайсон – именно в таком чине он тогда находился – отвечал за постройку новых казарм, а Мунро, человек штатский, инженер из межнациональной строительной фирмы, был заказчиком проекта. Брайсон и Мунро быстро подружились, сойдясь на почве любви к пиву, – в этой безалкогольной стране только в клубе и можно было отыскать выпивку, – а затем, рассмотрев все поступившие предложения, Брайсон высказался не в пользу фирмы, которую представлял Мунро. На самом деле у него не было другого выхода: другая строительная фирма предложила более выгодные расценки. Мунро принял плохие вести стоически, поставил Брайсону выпивку и сказал, что не намерен принимать всю эту фигню близко к сердцу. Он, дескать, и так приобрел в этой гребаной стране куда больше, чем ожидал, – нашел друга. И лишь значительно позже – когда поздно уже было что-либо менять – Брайсон узнал, почему выигравшая компания предлагала такие низкие цены. Взамен она пыталась нагреть армию на несколько миллионов долларов. Когда Джордж Брайсон попробовал извиниться, Мунро просто отмахнулся от извинений.
– В этом бизнесе коррупция превратилась в образ жизни, – сказал он. – Если бы я хотел действительно получить этот заказ, мне бы тоже пришлось лгать. Я был тогда чересчур наивен.
Таким образом, возникшая дружба окрепла и продлилась долгие годы.
Хотя – так ли все это было? Не стояло ли за этим еще что-то? Действительно ли Гарри Данне сказал ему правду? Теперь, когда Брайсон точно знал, что человек, пытавшийся убить его во Франции, был служащим ЦРУ, он начал сомневаться во всем. Если Данне мог пойти на такое, можно ли доверять ему хоть в чем-то? Брайсон даже пожалел, что не приехал сюда, в «Розамунд», раньше, до того, как отправился на «Испанскую армаду». Нужно было найти тетю Фелисию и поговорить с ней, прежде чем соглашаться выполнять грязную работу для Данне. Брайсон дважды навещал ее здесь, один раз – с Еленой, но в последние годы он сюда не заглядывал.
У него до сих пор звучали в ушах слова Данне, сказанные тогда в горах Блу-Ридж, в тот день, изменивший его жизнь. Ник знал, что не скоро сумеет забыть их.
– Если не возражаете, Брайсон, я хотел бы вас кое о чем спросить. Вы верите, что это был несчастный случай? Вам тогда сравнялось пятнадцать лет – вы уже были блестящим студентом, прекрасным спортсменом, великолепным образчиком американской молодежи, и все такое прочее. И вдруг ваши родители в одночасье погибли. Ваши крестные забрали вас...
– Дядя Пит... Питер Мунро.
– Да, именно так его звали, но это не было его настоящее имя. Он позаботился о том, чтобы вы поступили именно в тот колледж, который нужно, и принял много других решений у вас за спиной. Все это значительно повышало вероятность того, что в конечном итоге вы окажетесь у них в руках. Я имею в виду Директорат'.
Брайсон отыскал тетю Фелисию в просторной общей гостиной, со вкусом обставленной массивной антикварной мебелью из красного дерева и устеленной персидскими коврами. Пожилая женщина смотрела телевизор. Еще несколько здешних обитателей коротали время за беседой; некоторые читали или вязали; кто-то просто дремал. Фелисия Мунро, похоже, была полностью поглощена гольфом.
– Тетя Фелисия! – сердечно окликнул ее Брайсон. Пожилая женщина повернулась, взглянула на него, и на ее лице на миг словно бы проступило узнавание. Но оно тут же сменилось смутным замешательством.
– Да? – резким тоном отозвалась она.
– Тетя Фелисия, это я, Ник. Вы меня помните?
Фелисия смотрела на него с явственным недоумением. Брайсон понял, что признаки старости, которые он замечал много лет назад, переросли теперь в нечто более глубокое и куда более серьезное. После долгой паузы – такой долгой, что Брайсон почувствовал себя неудобно, – на лице пожилой женщины проступила улыбка.
– Это ты! – выдохнула она.
– Вы вспомнили? Я жил с вами – вы заботились обо мне...
– Ты вернулся, – прошептала Фелисия. Кажется, она наконец-то начала понимать, что происходит. – О небо, я так скучала по тебе!
У Брайсона отлегло от сердца.
– Милый мой Джордж, – прощебетала Фелисия. – Милый, дорогой Джордж. Как давно все это было...
Эта реплика на мгновение сбила Брайсона с толку, но потом до него дошло, в чем дело. Нику исполнилось сейчас почти столько же лет, сколько было его отцу, когда тот погиб. И для смятенного разума тети Фелисии – разу ма человека, который, возможно, способен был в точности восстановить подробности полувековой давности, но при этом забывал собственное имя, – он был Джорджем Брайсоном. И действительно, сходство было велико. Ник и сам не раз замечал, что с возрастом становится все больше похож на отца.
А потом Фелисия снова отвернулась к телевизору, словно посетитель внезапно ей наскучил. Брайсон стоял, переминаясь с ноги на ногу, и никак не мог понять, что же ему делать дальше. Где-то через минуту Фелисия как будто осознала его присутствие и опять повернулась к нему.
– Ну, здравствуй, – нерешительно произнесла она. На лице ее проступило беспокойство, тут же сменившееся испугом. – Но ты... ты же умер! Я думала, что ты мертв!
Брайсон молча смотрел на женщину, не желая развеивать ее иллюзии. «Пусть верит в то, во что ей хочется верить. Возможно, тогда она что-нибудь скажет...»
– Ты умер во время той ужасной аварии, – сказала Фелисия. Ее лицо исказилось от напряжения. – Да-да, умер. Эта ужасная, ужасная авария. И ты, и Марта. Просто кошмар. И бедный маленький Ник остался сиротой. Я плакала, не переставая, целых три дня. Пит всегда был сильным – он помог мне пройти через это.
Ее глаза наполнились слезами, и капли покатились по щекам.
– Но сколько было всего, что он не мог сказать мне, не имел права сказать, – монотонно продолжала Фелисия. – Вина жгла его изнутри. Он много лет не говорил со мной о той ночи, о том, что он сделал.
Брайсона пробрал озноб.
– Знаешь, он так никогда и не рассказал об этом твоему маленькому Никки. О том, что с тобой произошло, обо всем этом ужасе.
Пожилая женщина покачала головой, вытирая глаза буженным манжетом своей белой блузки. Потом она отвернулась к телевизору.
Брайсон подошел к телевизору, выключил его и встал перед Фелисией. Хотя несчастная женщина явно почти ничего не помнила из последних событий – то ли из-за старости, то ли из-за болезни Альцгеймера, – похоже было, что в ее памяти сохранилось множество событий давних лет.
– Фелисия, – мягко произнес он, – я хочу поговорить с вами о Пите. О Пите Мунро, вашем муже.
Казалось, что взгляд Брайсона заставляет ее нервничать. Фелисия принялась внимательно разглядывать узор ковра.
– Знаешь, он всегда делал мне слинг[9] с виски, когда я болела, – сказала она. Казалось, что она погрузилась в воспоминания и несколько расслабилась. – Мед, лимонный сок и капелька бурбона, самая капелька. Нет, чуть побольше капельки. Простуду как рукой
