разъезды от Добрянки у нас, на севере, до Харькова на востоке. На главных дорогах проверочные посты, трясут абсолютно всех. На территориях Южного и Западного командования, как сообщают наши коллеги, та же картина.
— Это еще не все, — с хмурым видом произнес один из офицеров с дальнего конца стола. Он возглавлял бригаду боевого прикрытия — формирование, состоявшее из разведывательного отряда, разведывательных и штурмовых вертолетов и прекрасно оснащенных противотанковыми ракетами пехотных частей. — На отдельных участках российские разведчики проводят странные операции. Похоже, пытаются точно установить местоположение наших приграничных охранных подразделений.
— Не стоит забывать и про передислокацию войск, о которой сообщили американцы, — добавил другой полковник. На его погонах красовались знаки войск связи. В действительности полковник руководил разведывательной службой Северного ОК.
Закивали. Тревожную новость о частичном исчезновении воздушно-десантных, танковых и мотострелковых войск с баз Подмосковья сообщил военный атташе США в Киеве. Подтверждений тому не было, но известие вызывало серьезные опасения.
— Чем сама Москва объясняет проведение операций? — поинтересовался командир крупного танкового подразделения, что сидел рядом с разведчиком. Он немного наклонился вперед, и свет потолочных ламп отразился от его лысой головы.
— Кремль утверждает, будто это меры предосторожности, связанные с угрозой терактов, — медленно ответил генерал-майор Марчук, туша сигарету. Говорил он хрипло, воротник форменной рубашки был влажным от пота.
Майор Поляков слегка нахмурил брови. Даже в свои пятьдесят генерал отличался прекрасным здоровьем и неистощимым запасом энергии, сегодня же он болен — несомненно, болен. Его весь день подташнивало, но он устроил-таки вечернее совещание.
— Обыкновенный грипп, Дмитрий, — прохрипел Марчук. — Пустяки. Сейчас мне некогда болеть — обстановка слишком уж неспокойная. Ты же знаешь мое правило: работа, работа и еще раз работа.
Как примерный солдат, получивший приказ, Поляков кивнул и не стал возражать. Другого выхода не было. Но вид командира все сильнее не давал ему покоя, и он пожалел, что не заставил генерала немедленно обратиться к врачу.
— Ты веришь нашим любезным российским друзьям, Александр? — спросил командир танкового подразделения, криво улыбаясь. — Что думаешь по поводу этих самых мер предосторожности?
Марчук пожал плечами. И, как показалось Полякову, даже от этого почувствовал боль.
— Терроризм — серьезная угроза. Чеченцы могут устроить в Москве взрыв при любом удобном случае, когда им заблагорассудится. Мы прекрасно об этом знаем. — Он покашлял, перевел дыхание и через силу продолжил: — Но чтобы развернуть столь кипучую деятельность... Ни наше правительство, ни российское толком ничего не объяснило.
— Что же делать? — пробормотал один из офицеров.
— Мы тоже кое-что предпримем, — мрачно заявил Марчук. — По крайней мере, чтобы удержать Царя Виктора и его свиту в Москве. Устроим собственное военное шоу, тогда весь этот идиотизм так и останется у стен Кремля. — Генерал с усилием поднялся на ноги и повернулся к карте. По лбу его катились капли пота. Лицо посерело. Внезапно его повело в сторону.
Поляков рванул вперед, но генерал жестом велел ему вернуться на место.
— Я в норме, Дмитрий, — пробормотал он. — Голова немного кружится, только и всего.
Подчиненные взволнованно переглянулись.
Марчук заставил себя улыбнуться.
— В чем дело, господа? Никогда не видели больного гриппом? — Он опять зашелся от кашля, так, что был вынужден согнуться пополам. На губах его снова появилась слабая улыбка. — Не беспокойтесь. Обещаю ни на кого не чихать.
Вокруг невесело засмеялись.
Отдышавшись, генерал оперся о стол руками.
— А теперь послушайте внимательно, — произнес он, буквально вымучивая каждое слово. — С сегодняшнего же вечера резерв первой очереди переводится в состояние повышенной боевой готовности. Увольнительные отменяются. Офицеры, по тем или иным причинам отлучившиеся, должны немедленно возвратиться и занять свои места. К раннему утру заправим и укомплектуем боеприпасами танки, БМП, САУ. Транспортные и боевые вертолеты. И начнем тактико-специальные зимние учения.
— Привести столько подразделений в состояние повышенной боевой готовности — это потребует серьезных затрат, — спокойно заметил начальник штаба. — Огромных затрат. Парламент замучает нас вопросами. Военный бюджет в этом году весьма невелик.
— К черту бюджет! — отрезал Марчук, расправляя плечи. — И киевских политиков! Наша задача родину защищать, а не печься о каких-то там бюджетах! — Его лицо потемнело, он вновь покачнулся. Потом передернулся от приступа страшной боли и стал медленно падать — лицом прямо на стол. Пепельница с грохотом полетела на пол, по старому ковру рассыпались окурки и пепел.
Офицеры повскакали с мест и столпились вокруг упавшего командира.
Поляков протолкался вперед, забыв о званиях и субординации. Осторожно взял Марчука за плечо, приложил к его лбу руку. И в ужасе отпрянул.
— Господи! Да он сейчас воспламенится!
— Переверните его на спину, — сказал кто-то. — И ослабьте галстук и воротник. Будет легче дышать.
Поляков и второй помощник мгновенно выполнили указание, в спешке оторвав от генеральской рубашки и кителя несколько пуговиц. Когда шея и частично грудь Марчука открылись взглядам, кто-то охнул. Едва ли не каждый дюйм тела генерала покрывали кровоточащие язвы.
Поляков сглотнул, борясь с приступом тошноты, и резко повернул голову.
— Врача! — выкрикнул он, до смерти перепуганный увиденным. — Кто-нибудь, ради бога! Срочно вызовите врача!
Несколько часов спустя майор Дмитрий Поляков сидел, ссутулившись, на скамейке в коридоре областной клинической больницы. Подавленный, с затуманенным взором, он рассеянно рассматривал треснувшую напольную плитку, не обращая никакого внимания на скрипящий громкоговоритель, при помощи которого время от времени в то или иное отделение вызывали врачей и медсестер.
Внезапно перед глазами Полякова возникла пара начищенных до блеска ботинок. Вздохнув, майор поднял голову и увидел сурового офицера с худым лицом. Незнакомец смотрел на Полякова с очевидным неодобрением. Майора охватила злость. Тут его взгляд упал на красно-белый погон с парой золотых звезд. Генерал-лейтенант. Поляков вскочил со скамьи, расправил плечи и вытянулся по струнке.
— Должно быть, вы Поляков, старший помощник Марчука, — отчеканил генерал с утвердительной интонацией.
— Так точно, товарищ генерал.
— Я Тимошенко, — холодно сообщил узколицый. — Генерал-лейтенант Эдуард Тимошенко. Прибыл из Киева по приказу министра обороны и самого президента, чтобы принять командование.
Полякову с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица. Тимошенко был известным конформистом, одним из сотен, оставшихся у власти со времен падения Советского Союза. Войсковым командиром был отвратительным. Те, кто служил у него в подчинении, рассказывали, будто главное, что интересует генерала, — это наведение показного порядка, а отнюдь не боеготовность. До настоящего времени Тимошенко занимал то один, то другой пост в Министерстве обороны, с рвением перекладывал из стопки в стопку бумажки и был на сто процентов уверен в том, что в глазах влиятельных политических деятелей он фигура незаменимая.
— Каково состояние генерала Марчука? — спросил Тимошенко.
— Еще не пришел в себя, — неохотно ответил Поляков. — Врачи говорят, основные показатели состояния его организма быстро ухудшаются. Лечению пока не поддается.
— Ясно. — Тимошенко фыркнул, пренебрежительно осматривая невзрачный коридор. И вновь взглянул на Полякова. — Отчего он заболел? Я еще в Киеве слышал что-то ужасное о радиационном
