– Одевайся, – подал ей вещи Алексей. – Сейчас пойдем.
– Алешенька... что происходит? Господи, ведь...
– Выйдем отсюда – расскажу. Надевай это, свое можешь бросить.
Сам он прошел на кухню. В холодильнике лежала палка твердой венгерской колбасы и стояло три баночки с плавлеными сырками. На подоконнике распласталась пустая зеленая дорожная сумка. Он бросил в нее продукты, второй свитер, носки, часть денег, взял Аникит под мышку и осмотрелся в последний раз. Ничто здесь больше никому не понадобится... Саня ждала его. Они выскользнули на лестницу. Дверь захлопнулась.
Воздух в подъезде казался нежным, свежим, арбузным. Но Алексей знал по опыту, что сладкий запах недавней смерти еще долго будет преследовать их, прорываясь из самых неожиданных мест.
Мороз охватил их и принял в себя.
Саня уже несколько раз щипала себя за руку, чтобы убедиться в реальности происходящего, – хотя каким-то слоем сознания отлично понимала, что щипки могут быть такими же эпизодами сна, как и сошедшие с ума собаки сегодня на кладбище, и самое кладбище, и свирепая зимняя гроза... Ей приходилось видеть сны с ощущениями побогаче и посложнее, чем простые щипки. Скажем, вчера она купалась в синем ледяном озере, и маленькие добрые рыбки, подплывая, щекотали и клевали ее руки... было обжигающе холодно, льдинки кололи плечи, от горного солнца начинала гореть стянутая напряженная кожа...
Из размеренной, предсказуемой, скучноватой, бедной жизни она нырнула вдруг в темное, опасное, неизвестное... Страх распирал ее, но при этом – трубы звучали в ушах, далекие трубы, вызывая странную дрожь. Это было примерно то же чувство, что и при купании в том сотворенном сном озере: пронзительный холод, бодрящий, согревающий, обжигающий... Но пока что холод уверенно брал свое.
И страх почти смыкался над лицом, отнимая дыхание.
На подгибающихся ногах она едва поспевала за Алексеем, испытывая к нему что-то взрывное: то ли доверие, то ли наоборот... то ли ужас.
Ужас? Она не поверила.
Большой, сильный, уверенный... растерянный, что-то скрывающий... непонятный.
Саня где-то потеряла себя.
Она вынырнула из мути в неярко освещенном помещении со стойкой. Алексей что-то тихо объяснял пожилой женщине в строгом синем костюме, показывал свой военный билет, паспорт и делал успокаивающие жесты: мол, все будет в порядке... Потом он подозвал Саню, взял у нее студенческий билет – единственный уцелевший документ – и стал заполнять какие-то листки. Саня догадалась, что он, наверное, селится в гостиницу, но мысль эта была поверхностная и вялая. «Я не могу спать с сестрой на одной кровати...» – услышала она сквозь непонятный шум. Она поняла, что еще пять минут, и все: она упадет и уснет прямо на этом полу, застеленном серокоричневым ковром. А если кто-то попробует ей помешать...
Пошли, скомандовал Алексей, подвесил ее за руку на свое плечо и отправился в долгое путешествие по темным коридорам. Шаги были неслышны. Потом он отпер дверь – задержался на пороге, прислушиваясь, и вошел. Зажег свет. Номер был двухкомнатный! Быстро мойся, скомандовал Алексей, подталкивая ее к двери в ванную комнату, и спать. Я не могу, я уже... Он нагнул ее над раковиной, плеснул в лицо холодной водой. Делай как я велю, сказал он тихо. Обязательно вымой волосы – лучше в две воды. Что? – не поняла она. Вымой два раза. Так надо. Хорошо, согласилась она покорно.
Странно: она действительно сумела вымыться. Надевать после мытья старое белье вдруг показалось противно. Алеша... дай простыню... Алексей просунул ей в приоткрытую дверь розовое хлопчатобумажное покрывало. Она завернулась в него и кое-как выползла. Быстро под одеяло – и спать, приказал Алексей. А ты? Успею...
Саня нырнула под одеяло и будто умерла там. Алексей постоял над нею. Потом прошел в ванную, быстро выстирал брошенное белье и развесил на горячем змеевике. Коротко вымылся сам. Вышел, прислушался. Тишина. Вернулся в ванную, промыл волосы. Опять прислушался. Да, по-прежнему тихо. Голый по пояс, он сел на диван, привалился к стене. Потом – протянул руку, ухватил коробку, приставленную к стене. Открыл ее. Осторожно достал Аникит и положил себе на колени. Погладил объятую мягкой кожей рукоять. Теперь можно было расслабиться. Он неподвижно сидел и смотрел в окно – в промежуток между неплотно задернутыми шторами. Небо над крышами некоторое время оставалось черным, потом стало синеть. Больше ничего не происходило.
Глава пятая
– Ты испугалась вчера?
Саня ответила не сразу. Почему-то не хотелось долго расписывать все свои переживания, но – нужно было сказать сейчас одну полную и окончательную правду. Коротко и точно.
– Испугалась. Да я и сейчас боюсь. Только... Вот здесь боюсь, – она поднесла руку к виску, – а здесь нет, – провела от горла вниз. – Это нормально?
– Думаю, да. – Алексей развернул стул, сел на него боком, опираясь на спинку подмышкой. – Видишь ли... Мне нужно очень многое тебе рассказать, и я не вполне представляю, с чего начать, чтобы ты не подумала, что я свихнулся. Может быть, вчерашнее... Как бы это...
– Вправит мне мозги? – засмеялась Саня.
– Заодно. Нет, я хотел сказать другое: что вчерашнее – только начало. Дальше может начаться такое... Саня помолчала, глядя куда-то в угол. Потом тихо спросила:
– У тебя бывало такое: что-то происходит, и ты вдруг понимаешь, что уже видела это во сне... Может быть, не в точности, но – по сути?..
– Ты видишь сны? – спросил Алексей, чуть наклоняясь вперед, – Расскажи – какие они?
– Мои сны? Они... Иногда мне кажется, что я больше живу во снах, чем наяву. Те люди – они такие... Ну, более... Живые, яркие, разные... Но я не очень хорошо понимаю, что происходит между ними. Будто бы мне...
– Шесть лет, – подсказал Алексей. Она нахмурилась:
– Да, пожалуй... А почему именно шесть?
– Потому что одной девочке было шесть лет, когда она бесследно пропала. Подожди минуту... – Он взял блокнот и карандаш и стал ловко рисовать, пристроив блокнот на колено. – Вот посмотри: узнаешь?
– Ух ты... – Саня замерла. Странный холодок и трепетание возникли в груди. С листка, созданный несколькими уверенными линиями, на нее смотрел хмурый бородатый человек из снов. – Откуда ты?..
И вдруг она вспомнила, что и Алексей был там, в ее снах.
– Ты узнала его? – Голос Алексея еле заметно вздрогнул.
– Да. Узнала. Там он... Такой... Главный. На нем красный плащ...
– Кесарь Радимир. Значит, ты его помнишь...
– Что это значит?
Холодок был уже не холодок, а – кубик звенящего льда.
...Когда обрушились невзгоды на Мелиору? Кого ни спросишь из ученых людей, все говорят разное. Кто-то производит счет по звездам и полагает, что все решило появление лишней звезды в Водолее. Недолго просияла на небосклоне звезда, всего сто один день, но бед наделала на тысячу лет вперед. Кто-то другой возводит начало к правлению безумного Гердана Деметрия, который, испугавшись подступающей тьмы, лишил жизни тысячи чародеев, до того вольно живших в Мелиоре, и вынудил оставшихся в живых искать спасения за морем. С тех пор и возникли на дальнем западе Конкордии, на самой ее границе со Степью, тогда еще дикой, чародейские обители, где искажали Закон и Завет. А кто-то третий уверен был и других уверял, что всему виной любовное пламя, сжигавшее изнутри прекрасную купеческую дочь Еликониду и вдового престарелого кесаря Модеста Геронтия, вынудившего и Патриарха, и Сенат дать разрешение на этот неравный во всех отношениях брак. Прошел недолгий срок, и кесарь скончался, так и не оставив сына, – и золотым венцом, по букве закона, коронована была Еликонида.
