– Тебе снились дурные сны? – спросил Рогдай.
– Да, – сказал Войдан и уронил голову. – Море крови... вся вода стала кровью, даже источники... выживет едва ли один из дюжины... Думаю, Полибию просто нужно войско мертвых. Может быть, он решил завоевать ад.
Несколько секунд все сидели как пораженные громом. Потом Терентий тихо засмеялся:
– Так ведь чародей-то прав оказался!.. Выходит как? Будем мы воевать или не будем – ждет нас всех дорога прямехонько в самый ад! Так давайте напоследок хотя бы удовольствие получим!.. А, Вандо? Получим напоследок удовольствие?
– Хорошая мысль, – отозвался Вандо. – Я все сказал, – повернулся он к Рогдаю.
– Постой, – сказал Рогдай. – Ты расскажи, что на берегу делается.
– Я знаю только то, что было там позавчера, сказал Вандо. – О падении порта еще не сообщали, но оно неизбежно. Однако в порту у меня припасена одна маленькая штучка... впрочем, не будем о секретах вслух.
– Хорошо... – Рогдай опер обе руки растопыренными пальцами о стол: знак важного слова. – Мир междоусобный мы провозгласили. Теперь встает вопрос о верховном властителе. Кесаревич Войдан добровольно отказывается от этого поста... да и неловко было бы при живом кесаре. Поэтому есть два пути: или упросить расстричься в мир кесаря-монаха, или провозгласить диктатора. Обычай диктует попробовать вначале сделать первое, а в случае отказа наотрез – второе. У нас же нет времени, и я предлагаю вначале сделать второе, а потом уже приступить к первому.
– Разумно, – кивнул Вандо. – Диктатором, разумеется, будешь ты?
– Я бы не хотел, – сказал Рогдай. – Больше пользы я принесу в войсках. Я предлагаю Мечислава Урбасиана.
– Он знает, что ты будешь его предлагать? спросил Вандо, и одновременно с ним задал вопрос Терентий:
– Где он сейчас?
– Он не знает, – Рогдай поклонился Вандо, – потому что занят... – он перевел взгляд на Терентия, спасением государя нашего кесаря. Где он сейчас, я не могу сказать, потому что сам того не знаю. Однако приезда его я жду с часу на час.
– Мечислав – достойный человек, – сказал Войдан.
– Может быть, – сказал Терентий. – И все же военный диктатор должен быть солдатом, а не стражником. А главное, Рогдай, тебя люди помнят хотя бы по прошлой войне с Конкордией, а его... ну кто о нем слышал? Разве что знать Столии...
– Это так, – подтвердил Вандо. – Не сочти за лесть.
– Я думаю, – сказал Войдан, – что нет особой разницы, кто станет диктатором. Мы все равно погибнем. Соглашайся, дядя Рогдай...
– Потаинник Януар передал мне свой голос, тихо сказал Конрад Астион. – Он велел мне выступать за тебя, стратиг, даже если ты сам будешь против.
– Плохо вы решили, – сказал Рогдай глухо. – Неправильно. Не того я хотел и ждал, нет, не того...
– Не горюй, – неожиданно весело сказал Терентий. – Ну, разобьют нас. В худшем случае. Так ведь самое страшное, что может тогда с нами случиться, это смерть. А раз уж мы все равно когда-нибудь да помрем, то вполне можно сказать: мы ничем не рискуем.
– Ты, Терентий, известный блудослов, – сказал Вандо. – Скажи лучше: заложниками будем обмениваться?
– Думаешь, стоит? – спросил Терентий.
– За себя я ручаюсь и за семью тоже. Но есть всякие... не очень близкие...
– С них и спросим, как нужда придет. А впрочем, что мы обсуждаем? Как диктатор скажет, так оно и будет.
– Я скажу так: с паршивыми овцами разбирайтесь вперекрест, а добрые люди пусть по домам сидят да дело строгают. Указ о смерти за обиду будет сегодня. Думайте, что еще надо?
– Все надо, – сказал Вандо. – И побольше.
– Слух был, – сказал Терентий, – что пропавшая кесаревна будто бы нашлась. Так оно или не так?
– Нашлась, – сказал Рогдай. – Да только выбраться они оттуда не могут, где она нашлась...
– Из Кузни? – догадался Терентий.
– Не держатся у нас тайны, – сказал Астион. От кого слух слышал, генарх?
– Да вот... дурь, может, а может, и дело выйдет: есть возле Петронеллы село, названием Место, и живет там гадатель. Так вот он и произнес это: явится, мол, из железного дыма да из меловых камней пропавшая кесаревна, молитесь за нее, ибо приведет к свету. Может, чем и другим пособит старичок?
– Может быть, – согласился Астион. – Дай знать туда, пусть везут его поближе к Столии.
– Так ведь рад бы, да нельзя. Он на колодце гадает. С места уходить ему никакой можности нет. Так скажи, стратиг, что с девочкой?
– Не знаю. Трое туда ушли за нею, двое уже мертвые. Я только на то и надеюсь, что с нею молодой Пактовий. Весточки о них поступают – редко. От них – вообще ничего. Запретил Якун Пактовию давать о себе знать сюда, наружу. Так что знаю: две недели назад были живы. Когда появятся и как – Бог весть.
– Молодой Пактовий – это хорошо... – медленно сказал Вандо. – Так что, стратиг, на помощь Филомена соглашаемся?
– Да, – сказал Рогдай. – Терентий, скажи ему, что принимаем условия.
Терентий наклонил голову.
– Людьми для Якуна займусь я, – сказал Войдан. – И вы, дядя Терентий, в это не вмешивайтесь.
– Что? – Терентий вздрогнул. – Ты и Блажену хочешь... да ты ума решился... Кесаревич покачал головой:
– Иначе она не согласится. Не расстраивайся, все равно никто из нас в живых не останется... так ли, этак ли...
– Вот что, Войдан, – сказал Рогдай. – Ты прекрати такое думать, ясно? То есть думать ты можешь, но вслух не говори. Не приманивай беду. Она сама дорогу отыщет. Нечего ей помогать.
– Хорошо, – просто сказал Войдан и даже чуть улыбнулся. – Не буду говорить. А может быть, и думать перестану. Но ты-то согласен, дядя Рогдай?
– Как я могу тебе что-то запретить? – очень ровно сказал Рогдай. – Государь наш кесарь сам бы тебя, рукою своею, в этот огонь послал. А я... что я? Иди.
Чуть раньше, после полудня, две сотни бойцов из тысячи акрита Артемона Протасия: славы, отроки и простые солдаты из пастухов – все обутые в мягкие пастушьи сапоги, пробрались по откосу к одному из конкордийских плацдармов. Командовал отрядом Афанасий Виолет, двоюродный брат Венедима Паригория, несостоявшегося жениха кесаревны Отрады. Уже сговоренное обручение порушил тогда мятежный азах Дедой... В те годы Венедиму было шестнадцать лет. Сейчас он с маленьким отрядом славов метался по восточным землям, ставя в строй стратиотов, крестьянских парней и азахов... ну, азахов, понятно, тех, кто пожелает.
Остальных особо не спрашивали.
Афанасий испытал потрясение, сравнимое разве что с тем, когда он, маленький мальчик, вернулся с дядькой-слугой домой из леса и обнаружил всех родных мертвыми. Бандиты из шайки Гетана Кудрявого совершили налет на уединенное поместье... Дядька сошел с ума, а сам Афанасий долгое время молчал. Не мог говорить, и все. Прозвище «Молчаливый» сохранилось за ним до сих пор.
Когда Гетана с приспешниками казнили, Афанасий принес меру пшена и рассыпал под виселицей.
Сейчас он смотрел сквозь ветви колючего кустарника на далекий галечный пляж, где воины могли только стоять, на чуть неполную сотню баргов, толпящихся в отдалении от берега, на бесчисленное множество лодок, снующих туда и обратно... По трем тропам плотными вереницами поднимались в гору воины и носильщики.
