чувство испытывает и он сам. Может, все дело в этом.. ? Или с той ночи в развалинах древнего Хоразина кто-то действительно идет по его следам?
А что если этот кто-то и Джордж Хумени — одно и то же лицо? И что если Хумени к тому же является тем… одним словом, кое-кем?
— Не может быть! — громко выкрикнул Каструни. — Не может быть! — И снова где-то в далеком уголке его сознания тихий внутренний голос с сомнением спросил:
— Или все-таки может?
В одном месте дорога немного удалялась от моря и там, посреди огороженной забором сада где росли гранаты и оливы стояла вилла. От дороги к ней вела грунтовая дорожка, которая примерно через сотню ярдов сменялась посыпанным гравием проездом, ведущим через сад прямо к входным дверям. Вилла была довольно современной — или, во всяком случае, до сих пор довольно модной — архитектуры: она представляла собой довольно невысокое и просторное бунгало, очень чистенькое и привлекательное.
Заметив виллу с дороги, Каструни притормозил и, опустив стекло, принялся вглядываться в темноту. Теперь машина едва ползла. Со стороны моря доносился низкий, едва слышный шорох, как будто какой-то спящий великан, положив голову на мягкую подушку пляжа, тихо посапывал во сне. Слышны были только цикады и шорох волн, больше ничего. А на вилле горел свет.
Тут Каструни заметил огоньки движущейся навстречу ему со стороны Дхекелии машины. Он немного прибавил скорость и, когда другая машина проносилась мимо, отвернулся в сторону, продолжая наблюдать за ней в зеркало заднего вида. Вскоре зажглись красные тормозные огни и машина свернула на дорожку, ведущую к вилле. Он так и не разглядел сколько человек было во встречной машине и справедливо предположил, что они тоже его вряд ли разглядели. Возможно, в ней был один или несколько слуг Хумени.
Менее чем в сотне ярдов от того места, где он находился, почти у самой дороги раньше была небольшая рощица средиземноморских сосен. И если только их не вырубили…
Роща оказалась на месте.
Каструни поставил машину под деревьями и по пляжу вернулся к вилле.
Он буквально наизусть знал каждый дюйм этой полоски берега и чуть ли не каждый отполированный волнами камешек на нем казался ему родным. Здесь практически ничего не изменилось. Но, когда он уже подходил к дому, с шоссе на подъездную дорожку свернула вторая машина. Ему даже пришлось пригнуться, чтобы не попасть в яркий свет ее фар, прорезавший ночную тьму над его головой. Может быть этот Хумени сегодня устраивает какую-то вечеринку или что-нибудь в этом роде? Но если так, то дом подозрительно тих. Ничего, скоро он все узнает точно. И выяснит наконец, что из себя представляет этот самый Хумени.
Вилла представляла собой достаточно уникальное для острова — по крайней мере для греческого сектора — сооружение хотя бы благодаря своей крыше. Отец Димитриоса был родом с
Родоса и пожелал, чтобы в новом доме потолки и крыша были устроены так же как на его родном острове. В то же время он понимал, что зимние дожди на побережье в районе Ларнаки — зачастую не менее яростные чем муссонные ливни — требуют крыши куда прочнее крыш деревенских домов в его краях.
Поэтому ее сделали двойной: над плоской типично родосской крышей из толстых шпунтованных сосновых досок была сооружена вторая, чуть наклонная бетонная крыша на мощных балках. Сверху бетон был залит битумом и засыпан белым гравием. Сосновые же доски внутренней крыши были покрыты лаком и их поддерживали резные балки, столь любимые отцом с детства. Вилла прекрасно выдерживала любую непогоду, в жару в ней всегда царила прохлада, а зимой было тепло. А между бетонной и деревянной крышами имелось пространство, где вполне мог поместиться человек. По крайней мере подросток. Насколько помнил Каструни, в детстве это пространство не казалось ему слишком уж тесным, хотя сейчас он и стал гораздо более массивным. И конечно же, гораздо более тяжелым…
У выходящей к морю ограды — из закрепленной на металлических столбах проволочной сетки, к тому же служившей опорой для густых тянущихся до самого дома виноградных лоз — Каструни снял пиджак, свернул его и положил в укромное место. На нем был черная рубашка, совершенно сливавшаяся с темной массой виноградных листьев. Он ухватился за толстые, увешанные синеватыми гроздьями почти спелых ягод плети и, подпрыгнув, приземлился по ту сторону забора.
Только оказавшись в саду он снова вспомнил о цикадах. Или, скорее, только там он заметил, что они молчат: в саду было тихо, как в гробнице. Каструни даже передернуло. По крайней мере в большинстве гробниц.
Он с усилием заставил себя вернуться мыслями к действительности: цикады были молчаливы как ночь, их словно кто-то выключил, одним движением руки повернув универсальный выключатель. Даже плеска моря не было слышно — шорох волн, набегающих на галечный пляж внезапно затих.
Каструни затаил дыхание и стал прислушиваться. Ему вдруг показалось, будто окружающая его ночь тоже притаилась и чего-то ждет.
Это продолжалось буквально мгновение — он вдруг услышал, как к парадному входу виллы подъезжает третья машина. Урчание ее двигателя словно распахнуло дверь тишины и позволило стрекоту цикад и плеску волн снова появиться на пороге действительности. Каструни услышал как выключили мотор, как открылись, а потом захлопнулись сначала одна, затем другая дверцы и страшно обрадовался тому, что звуки наконец вернулись. Но, даже несмотря на это, он на всякий случай покрутил в ушах мизинцами и потряс головой. Все равно море вроде бы звучало как-то не так, да и в песне цикад теперь слышались какие-то новые застенчивые нотки.
Он быстро прокрался через сад и оказался у самой стены. В окнах на этой, выходящей к морю, стороне дома света не было, но он все равно старался стоять так, чтобы его силуэт не был заметен на фоне серебрящейся поверхности воды, в свете луны или звезд. Вверху он видел темный нависающий над ним скат бетонной крыши, частично заслоняющей собой Млечный Путь, а совсем рядом — неровный край стены из шлакоблоков, раньше обычно служивший ему лестницей, ведущей к пространству между внутренней и наружной крышами. Он осторожно и бесшумно полез вверх. От капризов непогоды узкий чердак был защищен тянущейся вдоль всего периметра здания своего рода загородкой из лакированной фанеры, но Каструни знал и то, в каком месте один из кусков фанеры висел на петлях с тем, чтобы его можно было приподнять, пролезть внутрь и обследовать внутреннюю крышу. Взобравшись по стене, он, держась одной рукой за крышу, другой начал наощупь искать дверцу. Наконец, найдя то, что искал, он открыл ее, услышав как пугающе заскрипели много лет не смазываемые петли, и протиснулся внутрь. Прикрыв за собой дверцу, он понял, что очутился в практически полной темноте.
Пространство между крышами было таким тесным, что Каструни едва мог передвигаться ползком, да и то спиной терся о бетонную поверхность внешней крыши. К лицу то и дело липла паутина, а пыль вызывала непреодолимое желание чихнуть. Оказавшись в пространстве между крышами, он несколько мгновений полежал неподвижно, стараясь понять, не привлек ли чьего-либо внимания скрип петель, а заодно и раздумывая, что делать дальше.
Оказалось, что темнота не такая уж полная. Через щели между неплотно пригнанными листами фанеры внутрь просачивался свет звезд, а далеко впереди через оставшиеся от выпавших сучков отверстия в досках снизу из комнат пробивался свет. Он отлично знал эти дырочки: ведь это он сам, когда дом был еще новеньким с иголочки, проковырял их, выдавив пальцами сучки! Впрочем, он так и расчитывал, что их никто не станет заделывать, поскольку сейчас через низ он мог подглядывать за Хумени.
Снизу, из передней части дома, до Каструни доносились негромкие голоса. Правда слов он разобрать не мог. Тогда он стал на четвереньках пробираться к виднеющимся вдалеке лучикам света — и тут же в полумраке за что-то зацепился. Его правый локоть задел какой-то невидимый предмет и тот с шумом покатился по доскам. Каструни тут же замер, затаил дыхание, больше всего на свете желая, чтобы и его сердце перестало так дико биться, и стал прислушиваться…
Голоса затихли. Он ничего не слышал и все же у него было чувство, что там, внизу, какая-то большая собака вдруг настороженно подняла уши. А в следующий момент послышался чей-то голос:
— Где-то снаружи, что ли? Может, за домом? Проверьте. Свидетели мне не нужны!
