на месте Меррано, тоже дрался бы до конца на своей земле. Ему никогда не нравилось убивать, одно время он искренне надеялся, что у мальчишки хватит ума сбежать; слушая Кэнди, он все больше сомневался в этом.
— Папа? — Тихий голос дочери насторожил его. — Я хочу тебя предупредить — если не передумаешь, я встану бок о бок с Барри Меррано! Я возьму твою винтовку и пойду с ним до конца, каков бы ни был этот конец!
— Что?! — Отец смотрел на Кэнди, не веря своим ушам. Но, заглянув в глаза дочери, которую очень любил, Том вдруг увидел в ней что-то до боли напоминавшее ему жену и его самого почти тридцать лет назад, когда их, совсем молодых, переполняли надежды и жизнь еще не успела потрепать.
Не сказав больше ни слова, Кэнди повернулась и выбежала из комнаты, где остался старый человек, уязвленный в самое сердце, раздираемый сомнениями и стыдящийся самого себя. Услышав, как хлопнула дверь, он рухнул в кресло, да так и остался, не в силах пошевельнуться.
Вдруг он почувствовал, как слаб и как безумно устал. Он сидел и смотрел в огонь и видел высохшие ручьи, деревья со скрученными от жары листьями и свой умирающий скот. В языках пламени гибло все, что он любил и за что боролся всю свою жизнь. Перед его мысленным взором пронеслись прожитые годы, когда он работал и сражался, не жалея сил, уверенный в своей правоте. Только когда за окном стало светлеть, он понял, что просидел так всю ночь.
Случилось это вечером в пятницу. А уже ранним субботним утром небольшая чубарая лошадка с неуклюжим седоком бодрой рысцой миновала Зеркальную долину и, обогнув огромные каменные глыбы, свернула к проходу в скалах, явно направляясь к ранчо Барри Меррано. Клайд Мейер принял очень важное для себя решение, и вот пришло время выполнить его. Правда, пока он ничего не знал о том, что доведенные до отчаяния фермеры собрались напасть на ранчо Барри. Его терзали собственные заботы: похоже, ни у кого в долине не осталось наличных денег, и он решил обратиться к единственному человеку, который мог ему помочь.
Как он и рассчитывал, вход в туннель оказался свободен, и, немного поколебавшись, торговец тронул каблуками своего конька и погрузился в темноту. Выехав в долину, он на мгновение зажмурился от внезапно брызнувших лучей солнца, но как только восстановилось зрение, тут же увидел Барри Меррано, стоявшего на пороге своего дома. Клайд догадался, что стук копыт его лошади, многократно усиленный эхом в пещере, должно быть, хорошо слышен в каждом уголке дома.
Мейер молодцевато въехал во двор и наклонился, чтобы зацепить поводья за колышек забора, потом осторожно спешился, тихонько чертыхаясь сквозь зубы, так как давным-давно не ездил верхом и порядком устал от дороги.
— Привет, сынок! — приветствовал он Барри. — Надеюсь, не слишком неприятный сюрприз для тебя?
— Входите, — пригласил хозяин, — я только что вернулся, запруду прорвало в одном месте, пришлось срочно чинить, ведь воды и так немного. Похоже, какая-то зверюга постаралась, еще чуть-чуть, и вода совсем ушла бы.
— О-го-го! — Мейер огляделся по сторонам, не скрывая восхищения. — Будь жива твоя мать, она гордилась бы тобой. Молли была чудесная женщина, необыкновенная, поверь мне!
— Спасибо, приятно это услышать. Я очень любил ее.
Позже, когда они сидели в доме, попивая крепкий кофе, Мейер наконец решился:
— Сынок, я ведь к тебе приехал не просто так, мне нужна помощь. Оптовики недавно отказали мне в кредите, требуют заплатить наличными. А у меня в магазине совсем пусто и, если кто-нибудь приедет за припасами, сам понимаешь, что будет.
— Сколько вам нужно?
— Страшно даже сказать, — пятьсот долларов, не меньше. Если хочешь, могу за эту сумму уступить тебе половинную долю в своем бизнесе. Конечно, дурак я, что давал кредит всем и каждому. Так ведь я здесь с первого дня, сынок. Они, в общем, неплохие люди и дело свое знают. Каждый из них расплатится со мной, даже если это будут их последние деньги, но ведь сейчас меня это не спасет.
— А что будет, если вы не достанете денег? Вам придется закрыть магазин?
— Да уж, видно, беды не миновать.
— А как же тогда быть владельцам ранчо?
— Боюсь даже думать об этом. Все дело в том, что из-за проклятой засухи скот так отощал, что, пожалуй, ни одной коровы из нашей долины сейчас не продашь. Нужно года два, чтобы фермеры смогли встать на ноги, а у них уже ни еды, ни воды, ни припасов.
Меррано задумчиво смотрел в чашку, как будто искал там ответ. Смуглое, обветренное лицо его стало не по-юношески суровым. Наконец он вздохнул.
— Так и быть. Я готов дать вам деньги и стать вашим партнером, но с условием: никому ни слова!
Похоже, это встревожило Мейера.
— А фермеры? Как насчет товаров для них? Все они — мои друзья, не могу же я бросить их в трудную минуту!
— Конечно. Я вовсе не собирался выбивать у них скамейку из-под ног. В конце концов, надо же кому-нибудь доверять. Может, теперь, получив урок, они наконец перестанут упираться и бездумно разорять и самих себя, и свои земли.
Лицо Мейера расцвело от радости, казалось, с души его свалился камень.
— А ведь я струсил, сынок, честно тебе признаюсь. Мне же больше не на что было и надеяться. — Уже взгромоздившись на лошадь, он вдруг нагнулся к уху Барри. — Ты вот что, сынок, будь осторожен. Этот Джо Стэнгл — темная лошадка, да и Дулин такой же. От них всего можно ждать.
— Спасибо, я учту.
Мейер уехал. Барри вернулся в дом и, задумчиво насвистывая что-то, принялся смазывать и протирать винчестер. Подумав немного, он достал портупею и надел ее. Пришло время перегонять скот с пастбищ Длинного ущелья обратно в долину. Не имело смысла дольше оставлять его там. Через пару недель можно будет продать не меньше тридцати голов в Арагоне. Это позволит сэкономить корм и воду, а ему добавит немного наличных.
Он уже вывел из стойла лошадь и собрался вскочить в седло, когда из туннеля до него донесся топот копыт, многократно повторенный эхом. Барри обернулся и не поверил своим глазам — навстречу ему скакала Кэнди.
Заметив расстроенное и испуганное лицо девушки, он схватил ее за руку.
— Кэнди, с тобой что-то случилось?!
Торопясь и глотая в спешке слова, она рассказала ему о том, что произошло после его отъезда, как ее отец и другие фермеры договорились согнать весь свой скот в его долину.
— Пожалуйста, Барри, не осуждай отца! Он каждый день видит, как дохнут коровы, и просто не может ни о чем другом думать!
— Я понимаю, — тяжело вздохнул он, — беда в том, что и этой воды хватит ненадолго, если они пустят в долину весь скот. Маленькие водоемы иссякнут почти сразу же или будут затоптаны обезумевшей от жажды скотиной, а что касается построенных мной запруд, так и их запасы иссякнут в течение нескольких часов. И что это им даст? Я разорюсь вместе со всеми, только и всего, и ранчо мое погибнет! Поверь мне, Кэнди, я бы рад помочь, если бы мог. Однако у них все же есть шанс поправить свои дела, если, конечно, возьмутся за ум. Знаешь холмы Уайт-Хорс? Там достаточно воды, и они могли бы воспользоваться ею, правда, это чертовски трудно.
— Они тебя не послушают, Барри. По крайней мере, сейчас.
— Тогда и я ничего не обещаю, Кэнди. Понимаешь, когда-то они разбили сердце моей матери, а отец из молодого веселого ковбоя превратился в угрюмого, одинокого человека. Я могу только одно — и так поступил бы на моем месте и твой отец, и любой другой из этих фермеров, которые собираются разорить меня, — я буду сражаться. И суждено мне погибнуть или победить — я останусь на своей земле! — Он обнял ее за плечи и мягко повернул лицом к долине. — Взгляни, — указал он на сияющую свежей зеленью землю. — Перед тобой то, чего я добился за четыре тяжких года: я работал, боролся за то, чтобы эта земля стала такой живой и прекрасной. Днем и ночью, всегда совсем один! Иногда я был несчастен так, что
