Да, Юхани должен отличаться от них, как…
Она оборвала мысль, не позволяя себе расслабиться. Руки стражника были пусты, за спиной — никакой сумы. Она подтолкнула его кнутовищем — проходи. Скюз поймал единорога за нечесаную гриву, пустил следом за хозяином.
Флейж и Дуз переглянулись — настала их очередь: за теми, кто теперь оказывался за спиной у принцессы, тоже нужен был глаз. Шагнув с шатровой крыши, они очутились на подогретой закатом дороге.
— Топай и не оглядывайся, — проговорил Флейж, шлепая по крупу первого единорога. Стражник ударил его пятками в бока (стремян, как видно, здесь еще не изобрели — надо будет подарить им новшество!) и понесся вперед, забыв о всех своих воинских обязанностях. Скоро за ним последовал и второй.
Вот и настала очередь пеших. Сорк по одному подымал их с земли, подводил к принцессе. На поводках, намотанных на руку, следом потрюхивали сумчатые носильщики. Мона Сэниа жадно вглядывалась в темные личики — в конце концов, замазать глиной такую мордашку ничего не стоило. Но темно-серые, как дымчатый топаз, глаза, иссиня-черные кудряшки и смоляные валики бровей подделать было невозможно.
Пропуская мимо себя последнего кенгуру, тщетно пытавшегося укусить Сорка за локоть, мона Сэниа со щемящей болью вспоминала золотую головенку сына, светящуюся, как маленькое солнышко. Глаза у Юхани были пока молочными, неопределенно-голубоватыми, но она надеялась, что к году они станут материнскими, приобретя колдовской гиацинтово-лиловый оттенок. И ни с чем не сравнимая нежность розовой младенческой кожи… Нет, если бы ее сын был в этом караване, его везли бы как редчайшую драгоценность.
— Малышей больше нет, — негромко заметил Скюз. — На телегах уже постарше.
Но перед телегами находился еще некто, несомненно, не последний в этом караване. Его расписное, хотя и протертое почти до дыр седло, сплетенные из разноцветных ремешков чехлы для оружия и главное — две лубяные корзиночки, укрепленные на переднем выступе седла, говорили об этом. Корзинки были слишком малы, чтобы вместить ребенка, но в одной из них кто-то шевелился. Кажется, белый цыпленок.
Этого тоже пришлось отправить в дальнейшее странствие после самого беглого досмотра — ни сумок, ни ящиков.
Настала очередь телег. Все, что было навалено на них без малейшего разбора, представляло собой самый убогий скарб — тряпки, чаши, горшки. Что-то вроде тыкв, связки крупных стручков. Прямо на всем этом — детишки, сжавшиеся в комок, все с густыми черными челками. Пожилые туземцы, придерживающиеся за край телег. Сейчас, когда надежда уже почти оставила ее, мона Сэниа позволила себе разглядеть их.
Теперь стало ясно, что именно вызвало в ней такую гадливость: их ноги. Громадные, голенастые, они, казалось, начинались прямо от груди. Сравнительно небольшое тело с недоразвитыми руками служило как бы придатком к этим широкостопым опорам. Голова не была крупнее обычной джасперянской, но смоляные волосы и нависшие брови, такие длинные, что их приходилось зачесывать назад и вместе с волосами собирать в один пучок, создавали ощущение массивности; одним словом, их можно было смело окрестить головоногими. Правда, если бы их хорошенько обучить, то удалось бы сколотить целый легион вполне приличных солдат — упорных, выносливых…
Одновременно мелькнула мысль: а ведь и мои неплохо справляются без крэгов, только на очень придирчивый взгляд можно отметить некоторую замедленность реакций. Она помахала ладонью, чтобы глотнуть свежего воздуха в этой невообразимой пыли и поторопить последние две телеги, как вдруг увидела, что на предпоследней лежит бесформенный мешок. Телега дернулась, и она отчетливо увидела, как в мешке что-то шевельнулось…
С коротким криком она рванулась вперед, не рассчитав, что при таком стремительном движении слева и справа вздыбятся так и не преодоленные зрительные миражи, оступилась в этой круговерти пространства и почувствовала, что падает. Сорк, Скюз и Ких бросились к ней, и этой мгновенной заминки было достаточно, чтобы все стражники, как по команде, развернулись и, натягивая меховые рукавицы и выхватывая здоровенные рогатки, устремились на пришельцев.
Головоногие полезли под телеги.
И тут Кукушонок не выдержал, сорвался с высоты, на которой они с Гуен парили над караваном, и помчался на выручку к своей хозяйке. Вот тогда и началось уже настоящее столпотворение.
VII. Город грядущей зимы
Первыми бросились врассыпную стражники. Успев стрельнуть в толпу какими-то несерьезными орешками, они теперь удирали кто вперед по дороге, а кто и прямо по полю, отчаянно лупя своих одров, запинающихся на высокой стерне. Некоторые выпрыгнули из седел и мчались, обгоняя верховых — ноги и у них оказались под стать чемпионам по спринту.
Туземцы помоложе отбежали в сторону и зачарованно глазели на громадных птиц, которые кружили над сбившимися в тесную группу пришельцами. А вот все, кто постарше, впали в какой-то необъяснимый экстаз: они забирались на телеги, простирали серые, высушенные солнцем и невзгодами руки к небесам и протяжно, зазывно голосили.
Скюз приподнял лежавшую в пыли принцессу, на которую уже никто из аборигенов не обращал ни малейшего внимания, тревожно всмотрелся в искаженное отчаяньем и надеждой лицо:
— Принцесса, ты невредима?
Она оттолкнула его:
— Нет, не я — там мешок… Мешок на телеге…
Ких рванул пыльную ветошь — громадные теплые лепешки посыпались на дорогу.
— Все… — прошептала мона Сэниа. — Больше искать негде. На корабль!
Таира, наблюдавшая за происходящим с покатой крыши корабля, который она воспринимала скорее как перелетный дом джасперян, никак не могла привыкнуть к тому, что вот она видит их метрах в ста на дороге, а миг — их голоса уже раздаются внизу, в командорском шатре. Она еще раз глянула вдаль: только что голосившие, как на похоронах, туземцы рассаживают детишек по телегам, подбирают упавшее, опасливо поглядывают на стражников. Не прошло двух минут, а караван уже принял свой прежний вид. Но с места никто не трогался. Все зачарованно провожали глазами птиц, пеструю и белоснежную, исчезающих в облаках, чтобы не привлечь внимание к кораблю. А потом из самой середины каравана вылетела маленькая птичка пронзительного канареечного цвета. Она помчалась вперед над самой дорогой с такой скоростью, что взмахов крыльев нельзя было не то чтобы различить — даже заподозрить. В первый момент Таира приняла ее за стрелу или даже тусклую ракету. Прошло несколько секунд, и крошечное желтое существо стало невидимым на бурой дороге.
И тогда караван двинулся дальше. Таира, распластавшись на крыше, свесила голову и уже собиралась высказаться насчет обещанных раненых, но в шатре стояла такая гнетущая тишина, что она воздержалась.
— У кого есть предложения? — каким-то чужим, осипшим голосом спросила мона Сэниа.
— Предложений нет, — сказала Таира, глядя сверху через потолочный люк. Есть маленькое наблюдение: они послали вперед птицу. Или крупное насекомое. Думаю, с донесением.
Мона Сэниа порывисто вскочила:
— Значит, впереди на дороге есть еще кто-то! Вверх!
Таира едва успела скатиться на ящики, достающие почти до потолка. Липкая влажность облака хлынула в каюту через люк, который теперь даже не трудились перекрывать. Хм, а если бы она со страху слетела с крыши на землю? Парашютов на Джаспере, похоже, еще не изобрели.
— Дорога… Наши страдальцы… — Это Флейж, он сдвинул белую шкуру в сторону и теперь через прозрачный пол каюты рассматривал проплывающую под ним вечернюю равнину. — Нет, с такой высоты
