— В маленькой-то избушке?
— Там увидим. Давай по-быстрому, вот кофе, тосты, персики, я кое-что прихвачу на дорогу… — Он уже рассовывал всякую снедь по карманам.
— Да что за спешка такая?
— Ничего особенного, просто сейчас все твои ребята будут заняты разборкой офитов и бритьем, а мне хочется перекинуться с тобой парой слов подальше от этих птичек, которые мне, прости меня, Кукушонок, до чертиков надоели.
Она машинально отметила про себя: не «наши ребята», а «твои»…
— Тогда идем, — решила она. — Все равно я ничего не хочу, кроме фруктов, — у меня такое ощущение, словно я слегка отравилась… Видимо, чужой воздух. Нет, нет, ничего серьезного.
Он схватил ее за руку и буквально потащил к лесу.
— Эй, счастливчики, разбирайте пока подарки! — крик-пул он, обернувшись. — В розовых коробках с разной бижутерией — это для дам, а для мужиков — в голубых, попроще. Остальное закиньте в помещение, только чтобы Юшка до них не добрался. Ну, а мы ненадолго… Поздняя земляничка поспела.
Узенькая тропинка, усыпанная прошлогодней хвоей, не позволяла идти рядом. Сэнни, шедшая первой, переступила через узловатый кедровый корень и, не оглядываясь, бросила через плечо:
— Ты совершенно не умеешь вести себя в лесу: ступаешь бесшумно, а дышишь как загнанный кентавр!
— А тебе приходилось загонять кентавров?
— Да уж… — помрачнела мона Сэниа — воспоминания, разом нахлынувшие на нее, нельзя было назвать отрадными. — Так о чем ты хотел со мной посекретничать?
— Ну-у… ни о чем конкретно.
Она резко остановилась и обернулась к нему:
— Что ты скрываешь от меня, Юрг?
— Да ничего я от тебя не скрываю. Но, насколько я понимаю, что-то скрывают от нас. Вчера вечером, когда ты так царственно удалилась, Президент спросил меня: мы говорим с глазу на глаз? Я как-то подумал о крэгах — ведь никто не знает, на каком расстоянии они могут подслушивать, и с полной уверенностью не мог сказать ни «да», ни «нет».
— А он?..
— Он сказал: тогда отложим разговор до личной встречи.
— И как ты думаешь, что он намеревался тебе сообщить?
— Сэнни, сказка моя, я сейчас мечтаю совершенно о другом! Собственно говоря, я об этом мечтаю с момента приземления. Я потому в последний момент и переменил место посадки, что в степи нет ни кустарников, ни укромных полянок. А мне просто необходимо было утащить тебя подальше от всей твоей буйной оравы, пока каждый наш шаг не стал достоянием общественности.
— Ты хочешь сказать, что на нас будет любоваться все население твоей планеты, как в королевском зверинце?
— Боюсь, дорогая моя, что это еще мягко сказано. Сначала мы будем гостями Президента, затем, по собственному выбору, любые уголки Земли — всем кагалом или поодиночке, это уж нам самим решать. Кстати, туристические проспекты уже сброшены, и в невероятных количествах. Ких уже освоил видеотехнику, ему понравилось по младости лет.
Лицо моны Сэниа исказила горькая усмешка:
— До чего ты переменился, эрл Юрген! Разве Президент — это первый человек, которого мы должны посетить?
— А у тебя встречные планы, солнышко мое? — спросил он игриво, обнимая ее за плечи и настойчиво притягивая к себе.
Она решительно освободилась от его рук и сделала шаг назад:
— Как ты мог забыть о вдове эрла Юхана, твоего названого брата?
Он помрачнел:
— Прости меня, я не хотел тебя расстраивать в первый наш день… Мы не сможем с ней встретиться. Она больна. Она в клинике.
— А что такое — клиника?
— Клиника — это такое заведение, куда помещают людей, у которых сходные болезни.
— Это вроде кладбища, да? Но как больной может поправиться, если его к тому же еще и увезли из дома?
— Ну, там много врачей, специалистов, аппаратура всякая… Знаешь, кое-кто выживает.
— Перестань паясничать! Этой несчастной женщине сразу станет легче, если мы расскажем ей о том, как все это время жил ее муж и как самоотверженно он пошел на смерть. Или ты и это забыл? Ведь нет ничего страшнее, чем неизвестность, особенно если это касается любимого человека.
— Сэнни, малышка, ты права, как всегда… Но мы не сможем ей ничего рассказать. Она не просто нездорова. Она никого и ничего не узнает. Она в клинике для душевнобольных.
Мона Сэниа долго молчала, потом подняла руку и потерла шрамик на лбу это движение уже вошло у нее в привычку.
— Значит, кто-то на твоей Земле умеет любить сильнее, чем на Джаспере, проговорила она совсем тихо — Прости, эрл Юрген, я хотела бы вернуться.
— Четыреста чертей, Сэнни, да посидим хотя бы просто так, вон мох пушистенький, и совсем не сыро, я земляники наберу; воздух какой, это ж самый пахучий день лета, одуреть можно, весь лес точно ромом настоянный, голова кругом, Сэнни, это ж просто грех на такой заповедной поляне — да не…
— Прости, — повторила она, сделала шаг в сторону и исчезла. Крошечный паучок сорвался с ветки и, пролетев перед самым носом командора, невидимой паутинкой перечеркнул все знойное чародейство этого июньского леса.
Юрг мотнул головой, как застоявшийся конь, и понуро побрел обратно. На тропинку выкатился ежик-сосунок; он был настолько еще глуп, что, ткнувшись в сапог, не свернулся, а суетливо задергал носиком, совершенно потрясенный сладостным запахом джасперианской ваксы.
— Двое нас, идиотов, — сказал ему Юрг и, осторожно перешагнув через малыша, направился к озеру.
Вечерело. Мона Сэниа заканчивала обход всех помещений корабля, придирчиво высматривая, что еще можно было оставить на Земле до следующего прилета, чтобы в первом рейсе переправить на Джаспер как можно больше офитов. К счастью, отправляясь в этот полет, они не смогли захватить с собой никаких личных вещей, и здесь было только то, что забыли их предшественники, вернувшиеся неведомо из каких далей. Диковинные тяжелые шкуры, каменную посуду и слитки золота она уже безжалостно выбросила, и теперь остановка была за тусклыми, поцарапанными шкатулками и коваными, изрядно помятыми сундучками. Похоже было, что этим вещам уже не одна сотня лет, и если уж их взяли с собой, то они наверняка хранили что-то весьма ценное и редкостное.
Не такая уж это была тяжесть, да и места они занимали сравнительно немного. Мона Сэниа задумчиво приоткрыла одну из шкатулок, и глаза ее удивленно расширились: на дне, в специальных углублениях, лежали три кинжала. Все бы ничего, простые костяные рукоятки и добрая на первый взгляд сталь, но у одного кинжала было одно лезвие и один клинок, у второго, обоюдоострого, было два клинка, а третий, трехгранный, и вовсе напоминал исполинскую трехзубую вилку.
Столовые приборы для великанов?
Она выбрала средний, двухклинковый; отполированная бесчисленными прикосновениями рукоять как будто сразу вжилась в ладонь — рука не слушалась, когда мона Сэниа всеми силами пыталась заставить себя положить оружие на место. Такой кинжал грех было не попробовать. Она оглянулась, подыскивая подходящую мишень. На полу валялась медная бляшка, не то монета, не то медаль; принцесса, не целясь, ударила, уже в момент размаха пожалев, что может испортить такой прекрасный клинок, и едва не вскрикнула: мало того, что толстый медный овал превратился в щепотку пепла, но и ковер, куда вонзилось второе острие, вспыхнул и обуглился, как от десинторного разряда.
И рука сама собой разжалась, выпуская магическое оружие. Нет, такое добро до следующего раза оставлять было никак нельзя. Извечное женское любопытство заставило ее заглянуть в горбатый сундучок,
