исключить и искусственного воздействия для достижения требуемого результата. Представляется несущественным тот факт, что пока остается проблемой сама структура той ноосферной надсистемы, которая на различных языках носит название «случай», «бог», «судьба» или «движущие силы природы». Главное — прослежен механизм управления и овладения этой надсистемой путем воздействия на нее единого ментального потока. Таким образом, становится очевидным, что необходимым и достаточным условием покорения Вселенной в целом является подчинение себе на каждой отдельной планете той имманентно присущей ей ноосферной надсистемы, которая…
Мона Сэниа вскинула руки к вискам, похолодевшим от нарастающего пчелиного жужжания. Мелкий дождичек серебристых иголок коснулся ладоней. Сибилло беззвучно шевелил губами… Она, не позволяя себе ни единого мига на осмысление происходящего, рванулась к мужу и, обхватив его за плечи, бросилась в спасительное ничто…
И очутилась на крыше храмового здания, возвышавшегося в самом центре Орешника. Когда она успела подумать именно об этом месте своего выхода из подпространства, она не смогла бы сказать; но совершенно очевидно, что ею двигал не только инстинкт, опознавший приближающуюся опасность, но и изрядная доля природного любопытства.
А опасность была прямо перед ними — гигантский конус надвигающегося торнадо, сопровождаемый ослепительным эскортом молний. Бешено вращающийся столб изогнулся вопросительным знаком, стряхивая со своей верхушки огненный шар невиданной супермолнии, стремительно падающей куда-то за городскую стену. Раздался оглушительный взрыв, пронизывающий пелену дождя столбом каменных обломков, и крыша под ногами зашаталась.
— Последний полет над Тихри! — весело крикнула мона Сэниа, увлекая за собой тех двоих, которые были для нее самыми дорогими существами во всей Вселенной.
— Не сглазь… — начал Юрг. — Что, уже?
— Уже, уже. Почти дома.
Воины славной дружины бежали к ним со всех концов поляны. Юрг выпрямился, расставив ноги, и высоко поднял над головой отчаянно верещавшего Юхани. Впрочем, визг был веселым — приветливая зелень рощи еще не дала ему ощутить привкуса недальнего пожарища. Мона Сэниа сияющими глазами обвела столпившихся вокруг них собратьев по оружию. С удивлением отметила, что оружие-то было расчехлено и взято наизготовку. И лица, освещенные на какое-то мгновение столь естественной радостью, сразу же стали настороженными и в какой-то степени даже виноватыми.
— В чем дело? — быстро спросила она. — И где девочка?
— Мы ее не нашли, — коротко ответил за всех Эрм, словно взял на себя большую часть вины.
— Как не нашли? Лронг!..
— Эти ушли. Все втроем.
— Куда? — Мона Сэниа поняла, что вопрос был бессмысленным.
— Надо полагать, — пожал плечами Флейж, — к своим.
— Прилетел Кадьян, — с привычной для него сухостью доложил Сорк. — Они проговорили чуть более минуты. Потом Кадьян передал Лронгу какой-то сверточек и вернулся к своему летательному аппарату. Тихриане, не сказав нам ни слова, поднялись и ушли. Мы сочли себя не вправе их задерживать. Вскоре взлетел и Гротун. Мы возобновили поиски Таиры, по безрезультатно. Вот и все.
— Ну нет, не все, — сказал Юрг, передавая ребенка Эрму. — Сэнни, это был не последний полет над Тихри.
— Да, — сказала она, указывая на вершину башни, — сначала — туда.
У Юрга, никогда не боявшегося высоты, слегка захватило дух — они стояли на самом краю верхней площадки покрытой копотью пирамиды, и где-то очень далеко внизу в рваных плывущих прорехах дымной пелены просматривалась земля. Справа, огибая догорающий город, пестрым широким потоком текла заполненная людской массой дорога, к ней со всех сторон крошечными муравьиными пятнышками двигались запоздалые путники, чтобы влиться в общее русло беглецов.
— Гляди! — крикнула мона Сэниа, указывая на пожелтевшее выкошенное поле, простиравшееся между дорогой и рощей. — Видишь? Это белый плащ Рахихорда! Скорее!
Спешить, собственно говоря, было некуда — старый рыцарь едва переставлял ноги, поддерживаемый с одной стороны мощными руками сына, а с другой бесплотной на вид, но на деле жесткой и, когда надо, уверенной дланью шамана. Но взять себя на руки он Лронгу так и не позволил. Две человеческие фигуры, внезапно появившиеся перед ними на жесткой стерне, заставили их замереть на месте, но не удивиться.
— Достойный Рахихорд, добрейший Лронг, мудрый сибилло! — начала мона Сэниа, склоняясь перед ними. — Я не могла покинуть Тихри, не попрощавшись с вами и не принеся вам самую глубокую благодарность. Я нашла своего сына и возвращаюсь домой.
Она сделала паузу, в которой повис невысказанный вопрос.
— Благодарю тебя и радуюсь вместе с тобой, повелительница чужедальних воинов, — проговорил Лронг с несвойственной ему величавостью. — Может быть, счастье обретения сына поможет тебе забыть о нашей общей утрате.
— Какой… утрате? — липкий ледяной язык лизнул по спине, под сердцем задрожала тоненькая колючка. Неминучесть.
— Светлячок, — сказал Рахихорд и заплакал.
Юрг шагнул вперед, опустился перед ним на колени и взял его немощные руки в свои:
— Расскажи… Расскажи мне все, как было; расскажи так, словно ты говоришь с ее отцом!
— Вы улетели, обретя друг друга и исполненные жажды новых свершений… А она осталась одна. И тогда она обратилась к Кадьяну.
Юрг заскрипел зубами, но промолчал.
— Вас же там не было! — невольно воскликнула мона Сэниа. — Откуда…
— Я велел Кадьяну рассказать правду, — продолжил за отца Лронг, — а он верный слуга. И он рассказал. Наша светлая властительница пришла к нему, и слова ее были словами последнего повеления. «Еще день назад я вернулась бы на Землю самой счастливой девчонкой, — сказала она. — А теперь я не хочу возвращаться совсем. Но и здесь мне делать нечего. Я потеряла того, кто любил меня больше света белого, больше солнца красного…»
Юрг почувствовал, как у него перехватило горло, — вот такого Кадьян просто не способен был выдумать. Так могла сказать только девочка с далекой Земли…
— И еще, сказала она, не стало одного человека, — Кадьян не спросил какого. И тогда она повелела ему открыть ей… — Он замолк, не решаясь или не находя сил продолжать.
— Говори, — прошептала мона Сэниа, видя, что у Травяного Рыцаря просто не поворачивается язык.
— Она велела ему сказать, какую смерть он выбрал бы для себя… И он засмеялся.
— Да, — хрипло проговорил Юрг. — Эта тварь считала себя бессмертной.
— И все-таки он ответил: говорят, что самая сладкая смерть — это заснуть и замерзнуть во сне. Ибо эти предсмертные сны обязательно сказочны и ведут в мир, где исполняются самые заветные желания. И тогда она сказала, что хочет заснуть таким сном. И чтобы он перенес ее в ледяную пещеру, где ее не найдет ни один человек — ни с Земли, ни с Тихри, ни с Джаспера.
— И он это сделал… — прошептала мона Сэниа.
— Да. Он служил верно.
Стылый туман, неотделимый от дымных полос, полз по жнивью, затопляя благодатную Дорогу Оцмара горечью утраты.
— Да черт побери! — закричал Юрг. — Мы здесь распускаем сопли, а она, может быть, еще жива!
— Нет, — едва слышно проговорил Лронг. — Кадьян передал мне вот это. — И он протянул на широкой, как сковорода, черной ладони нечто завернутое в детский носовой платок.
— Что это? — с ужасом проговорила мона Сэниа.
— Знак власти. — Он достал из перепачканной чем-то ткани ослепительно сияющую на чудом прорвавшемся лучике солнца уже знакомую принцессе голубую звезду. — Если этот знак попадет в чужие
