— Все равно пропадете. В ледяные камни вас ночь превратит!
— Ну это не твоя забота, — чуточку высокомерно обронил младший, которого весь этот разговор, похоже, больше раздражал, чем смешил.
Светловолосый вздохнул, и его солнечный меч скользнул обратно в ножны со скорбным, разочарованным звоном.
— Ну, хватит. Значит, не договорились. Поищем кого-нибудь другого. А ты вроде нам подходил. Сейчас бы и отправились, во имя Хатты и Гихатты.
— Так я-то согласный, — сказал Харр.
— А что тогда волынил?
— Так вас жалко…
II. Заклятые горы
Мона Сэниа сидела на плаще, обхватив колени сцепленными руками. Рядышком, уткнувшись друг в дружку, дремали маленький Юхани и белоснежный детеныш гуки-куки. Мамаша последнего, тоже беленькая, пристроилась тут же на траве, похожая на громадного короткоухого кролика. Временами она грациозным движением вытягивала шею и облизывала притомившихся малышей нежным лиловым языком.
Чуть поодаль Лронг со Стаменом молчаливо трудились над изготовлением громадного дальнобойного лука; перелечив всех стражников, охранявших лагерь пришельцев, лекарь с далекой Земли хотел было приняться за тех, кто получил ожоги на недавнем пожаре, но скоро выяснилось, что безнадежных отправили в анделахаллы, а ходячие перекочевали на восток, в новую столицу со смешным названием Куличик. Сидеть сложа руки, пока Юрг разыскивает проводника, Стамен был просто не в состоянии; но тут правитель Лронг, заслышав о том, что вернулись обитатели другого мира, спешно прибыл к пепелищу Пятилучья и, застав только принцессу со Стаменом, принялся сетовать на плохое вооружение своих ратников, опасаясь нападения соседей, прослышавших уже про грандиозное огневище, пожравшее город-дворец, но оставившее нетронутой башню с сокровищами. Сейчас мешки с жемчугом спешно грузили на вьючных единорогов и переправляли в Куличик под надежной охраной; оцепление стояло и вокруг нетленного зиккурата. Но если через пограничный лес прорвется орда на бешеных кабанах, да еще и с презираемыми здесь луками, стреляющими короткими стрелками, напитанными едким соком, утаиться от них будет непросто.
Стамен взялся помочь, хотя возня с оружием была ему органически противна.
А принцесса нянчилась с Юхани, изредка поднимая глаза к небу, окрашенному в предзакатные тона, словно ее Юрг, ее звездный эрл, мог появиться откуда-то сверху. В ней ничего не осталось от той бешеной, неукротимой воительницы, которая говорила: «Мы будем жечь города…». Сейчас она была только матерью, вернувшей своего сына, и женой, ожидающей мужа, которого она чуть было не потеряла навсегда. Вот только женщиной, соединившейся со своим возлюбленным, она не стала — с того момента, как они узнали об исчезновении Таиры, ни Юрг, ни Сэнни не позволили себе даже мысли о собственном счастье. Его просто не могло быть, пока они не отыщут и не вернут отцу угаснувшего Светлячка…
Мона Сэниа зажмурилась и еще крепче стиснула руки. Не думать. Не вспоминать. Сохранять то царственное спокойствие, которое всегда отличало принцессу в моменты невидимой постороннему глазу готовности к любым стремительным действиям. Бессильная боль воспоминаний может только затуманить рассудок. Но воспоминания возвращались, и даже не чередой всех нелепых, трагических событий, а ощущением собственной тогдашней отрешенности от любых человеческих чувств — теперь-то она сознавала, что стремление вернуть себе своего малыша было даже не горем женщины, а слепой яростью тигрицы, потерявшей детеныша. И она предчувствовала, что эта память о ледяной беспощадности, не знающей ни любви, ни сострадания, будет преследовать ее до конца дней…
Пальцы хрустнули, и она, вздрогнув, увидела, как побелели ее сведенные руки. Так нельзя. В любой момент может появиться Юрг, ее командор, и надо будет действовать. Она глубоко вздохнула и постаралась как можно дольше задержать дыхание. Серебряное и голубое, соединить серебряное и голубое. Тогда в этом сплаве родится цвет далеких звезд. Серебряное и голубое… Это маленькое нехитрое заклинание всегда помогало ей обрести душевное спокойствие. В глубине зажмуренных век задрожала, отдаваясь трепетом ресниц, рожденная в потемках холодная звезда. Мысли снова стали трезвыми, послушными, ограниченными лиловым островком плаща, на котором спал, посапывая, смуглый золотоволосый Ю-ю.
Она протянула руку, чтобы пригладить светлые теплые завитки, белая самочка гуки-куки тут же встрепенулась и подняла голову, уставившись на принцессу укоризненным оленьим глазом. «Не бойся, твоего не трону», шепнула мона Сэниа. Зверушка недоверчиво шевельнула ушами, но успокоилась. А не взять ли ее с собой на Джаспер? Когда Ю-ю начнет подрастать, ему станет одиноко. Никто из дружинников еще не обзавелся потомством, а семьи ее драгоценных братцев навсегда для нее закрыты. Остров большой, корма для двух гуки-куки будет предостаточно, только вот как перенесут тихрианские теплолюбивые звери неминучие осенние ураганы? Нет, в первый год нельзя, хорошо еще, если сами они с Юргом как-то приспособятся. Эрромиорг пришлет из замка сервов, над всей чашей кратера можно будет возвести прозрачный купол, до зимы еще далеко. А зимой… Сама она не боялась зимы — разлука с любимым ощущалась сейчас так мучительно, что целой вечности, казалось, не хватило бы, чтобы восполнить чудовищную разъединенность, на которую обрекли их окаянные крэги; но Юрг… Сколько выдержит он взаперти, пусть с любимой женой и тщательно оберегаемым малышом — но все-таки в постоянном бездействии, если честно оценивать по мужскому счету? Одиночество втроем, и так на долгие годы, и руки связаны нерушимым словом… О таком будущем было думать так же странно, как и о тихрианском прошлом. Значит — только настоящее. Вот ее загорелый малыш, вот тихрианин и землянин, до изумления просто нашедшие общий язык, вот три малых кораблика, спаянные воедино, — не такие уж и маленькие они, эти кораблики, без командорского шатрового корабля, оставленного на Джаспере. Каждый высотой в два человеческих роста, как раз для всадника с его крылатым конем. Но кони в этом походе ни к чему, зато один из кораблей доверху загружен какими-то неведомыми приспособлениями — как офиты, подарившие им всем утраченное от рождения зрение, дары щедрой родины ее командора. Юрг утверждал, что чуткие приборы, превосходящие любой амулет, волшебным образом отыщут даже крошечную мышь на вершине неприступной горы. Только откуда он об этом знает — мыши ведь на неприступные горы не взбираются…
Сэниа встряхнула головой, отбрасывая назад непослушные тяжелые волосы. Во время походов она туго перетягивала их сзади, чтобы не мешали прицелу — на войне как на войне, говаривал Юрг. Но сегодня ей хотелось, чтобы Юрг, вернувшись с дальних дорог в поисках проводника, увидел ее именно такой. Только увидит — и все. Она подавила невольный вздох — и вдруг поняла, что он стоит перед нею и смотрит, смотрит, словно пьет и не может напиться…
Появившийся рядом с ним Сорк тактично опустил глаза и отступил назад. В тот же миг чуть правее появилась еще троица — Флейж и Ких держали под руки статного красавца в изукрашенном блестками одеянии. Глаза его были крепко зажмурены.
— Открой глазки, что ли, — привычно-насмешливо бросил ему Флейж.
Но незнакомец, вместо того чтобы поднять веки, еще сильнее зажмурился и чутко повел носом, принюхиваясь.
— Горим!!! — заорал он на всю рощу хорошо поставленным голосом.
Эхо с удовольствием повторило крик, рогаты под стражниками взвились на дыбы. Мона Сэниа почему-то подумала, что в голосе недостает страха.
— Уже сгорели, — флегматично констатировал Сорк.
Незнакомец широко раскрыл глаза, зыркнул направо и налево, оценивая обстановку, и ринулся навстречу принцессе, завершая стремительный прыжок падением на колени:
— Позволь, о прекрасная дева, быть твоей опорой и защитником!
Самочка гуки-куки взвилась и прикрыла обоих малышей своим телом.
