От бремени Мира в прохладные воды Войдем и на время забудем невзгоды.
Глава 10
Прелюдия
Холдейн вышел из «хамбера» у авторемонтной мастерской.
– Меня не ждите. Вы должны отвезти Леклерка в Министерство.
Он торопливо зашагал по асфальту мимо желтых бензоколонок и дребезжащих от ветра рекламных щитов. Вечерело, накрапывал дождь. Мастерская была небольшой, но очень аккуратной: с одной стороны – витрины с запчастями, с другой – ремонтный цех, а в центре возвышалась башня, служившая жилым домом. Башню венчало сердце из горящих лампочек, которые все время меняли цвет. Где-то неподалеку визжал токарный станок. Холдейн вошел в приемную. Помещение было просторное, стены обшиты шведским дубом. Там никого не было. Пахло резиной. Он позвонил и начал отчаянно кашлять. Бывало, что приступы кашля донимали его, тогда он прижимал руку к груди, и у него на лице появлялось покорное выражение привычного к собственным страданиям человека.
Кроме календарей с красотками на стене висело небольшое, написанное от руки объявление, похожее на любительскую рекламу: «Святой Христофор и все ангелы заступники! Да храните нас от аварий на дорогах. Ф. Л.». В клетке у окна нервно метался попугай. Первые капли дождя лениво забарабанили по стеклу. В комнату вошел юноша лет восемнадцати, с черными от машинного масла пальцами. На нагрудном кармане его комбинезона красовалось увенчанное короной красное сердечко.
– Добрый вечер, – сказал Холдейн. – Прошу прощения, я разыскиваю одного старого знакомого, моего приятеля. Мы виделись последний раз уже очень давно. Его зовут Лейзер. Фред Лейзер. Я думал, не знаете ли вы что-нибудь…
– Сейчас позову, – сказал юноша и исчез.
Холдейн терпеливо ждал, разглядывая календари, гадая, кто их сюда повесил – этот юноша или Лейзер. Дверь открылась снова. Вошел Лейзер. Холдейн узнал его по фотографии. Он действительно почти не изменился за двадцать лет. Лишь вокруг глаз рассыпались мелкие морщинки и стали пожестче уголки рта.
Комната освещалась сверху ровным светом, не отбрасывавшим теней. На первый взгляд па бледном лице Лейзера читалось только одиночество.
– Чем могу вам служить? – спросил Лейзер. Он стоял прямо, почти пo-военному.
– Привет! Вы не помните меня?
Лейзер взглянул на него так, будто его попросили назвать цену за какую-то работу, – невозмутимо, но настороженно.
– Вы меня ни с кем не путаете?
– Нет.
– Тогда мы встречались очень давно, – сказал он наконец. – У меня хорошая память на лица.
– Двадцать лет назад, – сказал Холдейн и откашлялся с виноватым видом.
– Значит, во время войны?
Небольшого роста, очень подтянутый, он несколько напоминал Леклерка. Его вполне можно было принять за официанта. Слегка закатанные рукава рубашки обнажали волосатые руки. На нем была дорогая сорочка с монограммой на кармашке. На одежде он явно не экономил. Носил золотой перстень и часы с золотым браслетом. Он очень следил за своей внешностью. Холдейн даже почувствовал запах лосьона, которым тот пользовался. Длинные густые каштановые волосы ровной челкой обрамляли лоб. Он зачесывал их назад, и на висках они слегка курчавились. Отсутствие пробора лишь подчеркивало славянский тип лица. Хотя он держался прямо, в движениях ощущалась какая-то свобода, у него была походка вразвалку, как у матроса. На этом сходство с Леклерком заканчивалось. Несмотря на внешний лоск, в нем угадывался человек с хорошими руками, знающий, как завести машину в холодный день; вообще он производил впечатление недалекого человека, которому, впрочем, пришлось повидать свет. Он носил галстук в клеточку.
– Вы должны меня помнить, – вкрадчиво сказал Холдейн.
Лейзер внимательно посмотрел на его впалые щеки в красноватых пятнах, на этого сгорбленного, беспокойного человека, постоянно перебирающего пальцами, и вдруг лицо его изменилось – он узнал Холдейна, но было видно, что узнавание причинило ему боль, будто он опознал тело погибшего друга.
– Неужто вы капитан Хокинс?
– Он самый.
– Боже мой, – сказал Лейзер в оцепенении, – так это вы про меня расспрашивали?
– Мы ищем какого-нибудь человека с опытом, вроде вас.
– Зачем он вам понадобился, сэр?
Лейзер так и не пошевелился. О чем он думал, сказать было трудно. Он не спускал с Холдейна глаз.
– Для дела, у нас для него есть работенка.
Лейзер улыбнулся, словно вновь погрузился в прошлое. Он кивнул головой в сторону окна: «Там?» Он имел в виду – по ту сторону дождя.
– Да.
– А как насчет обратной дороги?
– Правила те же. Этот вопрос решает человек на задании сам. Как на войне.
Он сунул руки в карманы, нащупал сигареты и зажигалку. Попугай в клетке забормотал.
– Как на войне. Вы курите? – Он вынул сигарету и закурил, закрывая пламя ладонями, будто дул сильный ветер, спичку небрежно бросил на пол. – Боже мой, – повторил он, – двадцать лет. Тогда я был мальчишкой, совсем мальчишкой'.
– Надеюсь, вы не жалеете о том времени, – сказал Холдейн. – Может быть, пойдем чего-нибудь выпьем?
Он протянул Лейзеру визитную карточку. Новенькую, только отпечатанную: «Капитан Хокинс». Под фамилией был номер телефона.
Лейзер взглянул на карточку и пожал плечами.
– Я не против, – сказал он и опять улыбнулся, на этот раз скептически. – Но вы зря теряете время, капитан.
– Может, у вас есть какие знакомые, еще с войны, кто пошел бы на это?
– У меня мало знакомых, – ответил Лейзер.
Он снял с вешалки пиджак и темно-синее нейлоновое пальто, потом сделал шаг к двери и предупредительно открыл ее перед Холдейном, точно хотел соблюсти этикет. Его прическа была безупречной, волосы лежали плотно, как перышки у птицы.
Паб был на другой стороне авеню; Они поднялись на пешеходный мостик. Был час пик, и автомашины под ними грохотали как гроза, отчего крупные холодные дождевые капли казались естественными. Мостик дрожал от шума. Паб в стиле Тюдоров украшали новые медные фигуры лошадей и отполированный до блеска корабельный колокол. Лейзер заказал коктейль «Белая леди». Он сказал, что не пьет ничего другого:
– Послушайте меня, капитан: всегда лейте что-нибудь одно. Тогда все будет о'кэй. Ну, поехали!
– Тот, кого мы возьмем, должен хорошо знать все хитрости, – сказал Холдейн. Они сидели в углу у камина. Точно так же они могли бы говорить о торговле. – Это очень сложная работа. И платят теперь значительно больше, чем во время войны. – Он мрачно улыбнулся. – Платят по нынешним дням очень много.
– Но ведь не все измеряется деньгами.
