Брок распахнул дверь в комнату, где они недавно беседовали. Массингхэм двинулся первым, более не удостаивая Брока своим вниманием. Сел в привычное кресло. Мейс принес диктофон, включил.
— Если вы привлекли к ответственности Уильяма… — начал Массингхэм.
— Я не привлекал. Никто не привлекал. Я хочу поговорить с вами об опасности. Вы помните о том, что вам грозит опасность?
— Естественно, помню.
— Это очень хорошо, потому что секретариат министра создал мне серьезные проблемы. Они думают, что вы что-то скрываете.
— Так надавите на них.
— Мне бы этого не хотелось, благодарю вас, сэр. Итак, время ленча, Тайгер Сингл покидает Керзон-стрит. Но вас там уже нет. В одиннадцать утра вышли из кабинета и направились к своему дому в Челси. Почему?
— Это преступление?
— Зависит от причины, сэр. Вы оставались дома полных десять часов, до девяти вечера, когда запросили защиты. Вы это подтверждаете?
— Разумеется, я это
— Что заставило вас уйти домой еще утром?
— У вас нет воображения? Уинзера убили, об этом стало известно, офис превратился в дурдом, телефоны разрывались от звонков. Мне надо было позвонить нескольким людям. Я хотел это сделать в тишине и покое. И где я мог их обрести, как не дома?
— Но дома вам начали угрожать по телефону. — Брок отметил про себя, что и лжецы иногда говорят правду. — А в два часа дня к вам прибыл курьер с посылкой. Что было в посылке?
— Ничего.
— Еще раз, сэр.
— Я не получал посылку. Следовательно, незнаком с ее содержимым. Это ложь.
— Кто-то из ваших домашних получил ее. И расписался в получении.
— Докажите это. Ничего у вас не получится. Курьерской службы вы не найдете. Никто ни за что не расписывался, никто ничего не получал. Все это выдумки. И если вы думаете, что ее получил Уильям, то напрасно.
— Уильям тут совершенно ни при чем, сэр. Посылку получили вы.
— Предупреждаю вас: не впутывайте в это дело Уильяма. В тот день с десяти утра он был в Чичестере. Они целый день репетировали.
— Позвольте спросить, что?
— «Сон в летнюю ночь». Эдуардианская пьеса. Он играл Пака.
— И когда он приехал домой?
— В семь вечера. «Уходи, уходи, уходи, — сказал я ему. — Выметайся из дома, тут небезопасно». Он не понял, но уехал.
— Куда?
— Заниматься своими делами.
— Он что-нибудь взял с собой?
— Разумеется, взял. Собрал вещи. Я ему помогал. Потом вызвал ему кеб. Он не может водить машину. Не получается. Брал уроки, но толку никакого.
— Он взял с собой посылку?
— Не было никакой посылки. — Не голос — лед. — Ваша посылка — фантазия, мистер Брок. Она не существует и не будет существовать.
— Ровно в два часа дня ваша соседка видела мотоциклиста-курьера, поднимающегося по ступенькам к вашей двери с посылкой в руке и спускающегося по ним уже без нее. Она не видела, кто расписывался за посылку, потому что дверь была на цепочке.
— Соседка солгала.
— У нее полиартрит, она с утра до вечера сидит у окна, и от ее внимания ничего не укрывается, — терпеливо продолжал Брок. — Она очень хороший свидетель. Свидетель обвинения.
Массингхэм долго разглядывал свои пальцы, словно пытался определить, что в них изменилось с последнего вечера.
— Может быть, привезли телефонный справочник? — предложил он объяснение, которое могло устроить их обоих. — Эти люди из «Телекома» появляются в любое время дня и ночи. Наверное, я расписался за него и забыл об этом. Такое вполне возможно, учитывая мое тогдашнее состояние.
— Мы говорим не о телефонном справочнике. Мы говорим о желтом конверте с мягкой подложкой и белой наклейкой. Размером с… — он медленно оглядел комнату, пока не остановил взгляд на телевизоре и видеомагнитофоне, — …с книгу карманного формата. — Массингхэм проследил за его взглядом.
— А может, с видеокассету, — уточнил Брок. — Вроде тех, что стоят на полке. Только на кассете, которую прислали вам, на цветной пленке запечатлели убийство вашего недавнего коллеги Альфреда Уинзера. Массингхэм не произнес ни слова. Лишь зло блеснул глазами, как при упоминании Уильяма.
— С сопроводительным письмом, — добавил Брок. — Видеозапись вас шокировала, но письмо просто повергло в ужас. Я прав?
— Вы знаете, что правы.
— Письмо так подействовало на вас, что вы, прежде чем обратиться за защитой в таможню Ее величества, сочинили целую историю, напрочь отрицавшую существование пленки, которую вы отдали Уильяму, наказав сжечь и развеять пепел на четырех ветрах… вместе с письмом.
Массингхэм поднялся.
— То, что вы называете письмом, — проговорил он, глубоко засунув руки в карманы, гордо откинув голову, — на самом деле грязный пасквиль, выставляющий меня в самом неприглядном свете. На меня возлагалась ответственность за смерть Уинзера. Меня огульно обвиняли во всех мыслимых и немыслимых преступлениях безо всяких на то доказательств. — Словно актер, выходящий на авансцену, он шагнул к Броку, чуть ли не уперся коленями в лицо, продолжил, глядя на него сверху вниз: — Неужели вы действительно могли предположить, что я приду к вам, сотрудникам таможни Ее величества, с письмом, в котором черным по белому написано, что я — супердерьмо? Для этого надо быть сумасшедшим.
Сумасшедшим Брок, конечно же, не был, и вот тут он впервые по достоинству оценил своего противника.
— С другой стороны, мистер Массингхэм, если ваши клеветники написали правду, у вас было две веские причины уничтожить письмо и пленку, а не одна, не так ли? Он это сделал, ваш Уильям, не так ли… уничтожил вещественные доказательства?
— Это не доказательства, следовательно, он ничего не уничтожал. Это ложь, которую следовало уничтожить, и ее уничтожили…
Брок и Айден Белл сидели за чашкой чая в гостиной дома за рекой после просмотра видеозаписи убийства Уинзера. Только-только пошел третий час ночи.
— Плутон знает что-то важное. Что именно, мне неизвестно. — Брок практически повторил признание, сделанное им Тэнби. — И лежит это на самой поверхности. Словно бомба, у которой зажгли бикфордов шнур. Запах я чувствую, но не смогу увидеть, пока она не разорвет меня на клочки.
Потом, как это часто случалось в эти дни, разговор перешел на Порлока. Его поведение на совещаниях — вопиющее. Его роскошный образ жизни — вопиющий. Его главные источники информации в преступном мире, на поверку оказавшиеся деловыми партнерами, — вопиющее безобразие.
— Он испытывает терпение господа, — процитировал Брок Лайлу. — Он хочет узнать, как высоко он может взлететь, прежде чем боги подрежут ему крылья.
— Она хотела сказать, прежде чем у него расплавятся крылья, — возразил Белл. — Она имела в виду Икара.
— Хорошо, расплавятся, — согласился Брок. — Какая разница?
