Потом наступила наша очередь, обсудить дела наши невеселы. От линии защиты до казармы было примерно 100 метров и столько же от казармы до вертолетов. Одна из «Хью Кобр» оказалась ближайшей, затем два «Хока»и еще две «Кобры». Стометровку я бегал за 13 секунд. Не мировой рекорд, но для прицельной стрельбы не очень удачная мишень.
Понедельник, 3 часа утра вспомогательная база вертолетов армии США.
Согласно писателю Ефремову — час Быка, наилучшее время для плохих дел. Ну а наше дело назвать хорошим можно было только с большой натяжкой и то только с точки зрения марксизма-ленинизма. Пока мы по очереди протискивались через дыру, именуемую входом в убежище, было уже светловато. В ход быстро пошли тюбики с краской и скоро мы стали похожи на племя команчей, выступивших на тропу войны, а вьетнамцы после недельной отсидки в своей норе были достаточно грязными и без маскировки. Рюкзаки мы оставили в кустах возле убежищ и быстро разобрали портативные рации — единственная связь между группами, быстренько проверили на прием и вырубили до самых крайних случаев.
Сашка поднял вверх обе руки с растопыренными пальцами: «Идем все». Разговаривать и обсуждать что-либо времени уже не было. Оставалось действовать. Вьетнамцы скоро свернули в сторону, на их лицах нельзя было увидеть и намека, что идут они почти наверняка без надежды вернуться — их задача продержаться, как можно дольше, прежде чем их успеют ухлопать. Наши жизни тоже были сейчас в их руках, оставалось надеяться только на этих маленьких солдат с «калашами»и гранатометами.
Мы, проклиная всякую грязь на свете, подползли к самой линии ограждения. Вот она — тронь и через полминуты ты уже будешь не человеком, а трупом. Наконец ударили гранатометы. Одна мина абсолютно точно накрыла ближнюю от нас точку, вторая попала в основание, но точка не повалилась, а продолжала косо стоять и ответила длинной очередью из М — 60. Но работал только один пулемет и не в нашу сторону. Ждать, пока вьетнамцы окончательно заткнут ему глотку, было нечего и в мы вчетвером, пригибаясь за маленьким пригорком, рванули к охранной линии. Удар ножа и… ничего, вьетнамцы успели ее повредить, а эта система дважды не срабатывала. Пилоту мы оставили автомат и приказали не высовываться и в бой не ввязываться, появиться, если только сами не вызовем его по рации. Итак, у нас осталось два «калаша»и «драгунка»с оптикой для прикрытия. Ничего, жить можно. Справа, со стороны вьетнамцев пальба разгорелась нешуточная, видимо подоспели мобильные патрули. Мы выжидали, чтобы как можно патрулей ввязались в эту драку. Палили все, даже с дальних концов аэродрома без всякого успеха — палили, чтобы спрятать страх. Утробно ухнул еще раз гранатомет, и вторая ближняя точка превратилась в кучу горящих обломков. Теперь у вьетнамцев была еще более сложная задача — укрепиться на месте бывших огневых и прикрывать наш бросок к казармам. Удивительно было то, что из казармы никто не выскочил, чтобы ввязаться в эту заваруху. Или пилоты слишком ценили свою жизнь, чтобы подвергать ее опасностям, не имеющим отношения к их профессии, или решили забаррикадироваться и превратить казарму в опорный огневой пункт.
Ждать было больше нечего, справа бой был в самом разгаре и на нас никто не обратил внимания. Ни одной очереди в нашу сторону не последовало, то ли их сбила с панталыку наша американская форма, то ли они решили, что пилоты тоже решили поупражняться в стрельбе, но до казармы мы добрались безо всяких приключений. Еще ранее было условленно, что минимум два пилота должны быть живыми и без единой серьезной царапины — фонарь под глазом или свернутая челюсть в эти ограничения не входили. Из казармы никто не высовывался, и оттуда не было ни одного выстрела, хотя бы для острастки. Сашка опробовал дверь плечом — заперта надежно. Он махнул мне рукой. Как ни удивительно, но нас пока не обнаружили и лишь изредка шальные пули взвизгивали над головой. Но такое везение не могло быть долгим…
Я быстро прикрепил кусок пластиковой взрывчатки С5 в районе замка, воткнул детонатор и оставил минимальный кусок шнура — времени не было. Взрыв прогремел не слишком громко на фоне пальбы, и дверь была раскрыта нараспашку. Заходите, пожалуйста, дорогие гости.
Но распахнутая дверь, окутанная пылью и дымом, привлекла внимание со сторожевой вышки. Пулеметчик прекратил бессмысленную стрельбу по вьетнамцам и целиком переключился на нас, хотя расстояние было далековато для точной стрельбы, но и парень за пулеметом знал свое дело. Первая очередь хлестнула по земле метрах в десяти, и это не радовало, вторая прошла чуть выше (пулеметчик выбирал прицел). Следующая, по логике должна была накрыть нас, и выбор был один — врываться в казарму, где тоже могла нас встретить очередь из М — 16. И она грохнула довольно точно — Женьке разнесло голову, и брызги крови и мозгов ударили мне в лицо. А второй выстрел янки сделать уже не успел — около моего уха громыхнула Валеркина «драгунка», а он очень редко промахивался, и на этот раз тоже.
В комнате больше никого не было, кроме убитого янки, но была дверь, явно из листового дюраля. Славка сделал через нее несколько выстрелов и повесил на ручку гранату. На несколько секунд нам пришлось выскочить из комнаты прямо под пулеметные очереди, но солдат видимо не ожидал такой наглости и взрыв разворотил дверь прежде, чем он успел полить нас свинцом.
Да, пилоты было явно не из храбрецов, особенно в ближнем бою — это ведь совсем не то, чтобы поливать деревни и жечь их ракетами с высоты и быть при этом почти в полной безопасности. А здесь стояли реальные люди с серьезным оружием и с не менее серьезными планами. К чести американцев, они сразу поняли, что убивать сразу их не станут. Лишь один попытался что-либо сделать — он медленно потянулся к кольту, но пуля, просвистевшая в нескольких миллиметрах от его уха, быстро заставила его забыть свои ковбойские привычки.
Сашка дал мне знак, и я вступил в игру. Перейдя с матерного на английский, я как можно грубо скомандовал: «Пилоты» Кобр» первые и вторые налево, пилоты «Хоков» направо, техникам сидеть на месте. Не разговаривать и даже не дышать «.
Таких послушных ребят я давно не видел — они рассортировались быстро, как горох в руках опытного повара. Но один меня удивил. Он уселся на пол в стороне от всех трех групп.
— Это твое спальное место или ты не умеешь водить даже автомобиль? — пытался иронизировать я.
— Нет, я не служу в армии США, я вольнонаемный инструктор этих молокососов, мне все равно, на чем летать, вот я, и не знаю, к какому берегу мне пристать.
Ребята с интересом прислушивались к нашему диалогу, и мне пришлось объяснить:» Токарь- многостаночник, летает на всем, что может летать. Пусть посидит отдельно. Он мой. Ребята недоуменно переглянулись, а Сашка еле заметно кивнул. Старшим по званию здесь был майор, он даже успел нацепить форму, тогда как на остальных были только отдельные принадлежности армейской амуниции — у кого куртка, у кого штаны, а большинство были просто в спортивных костюмах. Ну не война, а отдых на курорте!
— Джипы есть, — спросил я майора.
— С той стороны навес. Там два джипа, оба с пулеметами.
— Всем одеться по полной форме, как для полетов. Все оружие сбрасывать в тот угол. При малейшей попытке схитрить — стреляю.
— Майор, все машины заправлены?
— Под завязку на всякий случай,
— Вот сейчас такой случай и наступил.
Инструктор, сидевший на полу передернул плечами. Мне это понравилось. Сашка выступил вперед и с жутким акцентом спросил по-английски:
«Нам нужны два пилота для „Кобры“. Если доберемся благополучно, гарантирую жизнь, правда, в плену. Но, думаю, это все — таки лучше, если мы перестреляем вас здесь, как стаю связанных куриц, так что выбирайте. Но прежде — все оружие, что может быть припрятано — бросить в угол. Все делать левой рукой. Некоторые с неохотой и досадой подаставали „кольты“ и „беретты“ из карманов брюк и курток и с сожалением швырнули в угол.
— Так, ножи тоже, — не отставал Сашка.
