— Сдаюсь!
Из гостиной доносились странные звуки. Кто-то шумно топал, отбивал ладонями такт. И все это под бравурные звуки песни, во все горло распеваемой тетушкой Германгильдой:
Если в окопах от страха не умру,
если мне снайпер не сделает дыру,
если я сам не сдамся в плен,
то будем вновь
крутить любовь
с тобой, Лили Марлен,
с тобой, Лили Марлен!
“Ага! Любимая песенка графини. С кем же это она занимается экзерсисами? Наверное, с моей кузиной. Бедная, несчастная Труди. Тетка таки вылепит из нее верную дочь фатерланда”.
Бетси тихонько приоткрыла дверь…
“Не может быть!”
В роли дрессируемого был… полковник Арчибальд Мак-Дугал собственной персоной. Шалтай-Болтай энергично маршировал вдоль кромки старинного кашмирского ковра, привезенного еще в прошлом веке из Индии сэром Робертом МакДугалом, прославившимся своими “подвигами” во время усмирения восстания сипаев. Престарелый вояка, доходя до очередного угла, ловко поворачивал налево, щелкая при этом каблуками и прижимая к боку воображаемый офицерский хлыстик.
Германгильда с азартом прихлопывала в ладоши, четко попадая в такт. Ее щеки раскраснелись, худая грудь бурно вздымалась под темным платьем.
Было видно, что обоим старичкам их милитаристские игры доставляют неимоверное удовольствие.
Кончатся снаряды,
кончится война,
возле ограды,
в сумерках одна
будешь ты стоять
у этих стен,
во мгле стоять,
стоять и ждать
меня, Лили Марлен,
меня, Лили Марлен.
Дождавшись, пока фрау Клюге фон Клюгенау допела песнь своей молодости, после чего дядюшка Арчи в изнеможении свалился в кресло, шумно приходя в себя, Элизабет вошла в гостиную. Она и виду не подала, что стала невольным свидетелем предыдущей сцены.
Поздоровавшись со старшими, девушка поинтересовалась, где Регентруда.
— Я здесь, — робко донеслось из-за большого вольтеровского кресла, стоявшего в дальнем углу комнаты.
У тетки отвисла челюсть, и монокль вывалился из глазницы.
— Как?! — завопила она не своим голосом. — Все это время ты была здесь?! Но отчего, скажи на милость, ты не дала нам знать об этом?
— Да?! — поддержал ее сэр Арчибальд. — Это выходит за все рамки приличия! Да. Нет!
— Извините, — втянуло голову в плечи юное создание. — Я не хотела вам мешать! Вы так веселились…
— Во-он!!! — завизжала что есть мочи Германгильда. — Немедленно собирайся домой! Сегодня же вечером отправишься назад, в свой пансион! Будешь там сидеть до следующего лета! Никаких подарков! Никаких каникул! Учиться! Только учиться! Слышишь?!
С громкими рыданиями девочка побежала прочь, но Бетси успела схватить ее за плечи и прижала к себе.
— Прекратите! — тоном истинной хозяйки дома сказала она. — Вообще-то у меня для вас всех есть новость. Не знаю, может быть, я покажусь вам невежливой, негостеприимной. Однако через пару дней я уезжаю. Так что делайте соответствующие выводы.
— Уезжаешь? — оторопела госпожа Клюге фон Клюгенау. — Куда?
— Да? — поддакнул дядюшка Арчи.
— В Мексику! — огорошила Бетси родственников.
— Гос-споди! — всплеснула руками Германгильда. — Это ж в какую даль!
— Мексика? Да! Это где-то рядом с Канадой. Да! Нет! Возле Кубы! Да. Там коммунисты. Да. И главный у них Кастро. Да. Он агент Москвы. Да. Помню. Карибский кризис. Да. Хрущев стучал тогда туфлей по трибуне ООН. Да…
“Ну, началось!” — обреченно вздохнула Бетси.
Пятеро людей, одетых в черные длинные балахоны, испещренные непонятными знаками золотого и алого цвета, сгрудились вокруг чего-то. Лица у всех пятерых были угрюмы и сосредоточенны. Люди что-то вполголоса напевали, кланяясь тому, что видели лишь их глаза.
Ослепительные вспышки молнии разрезали темное небо. В воздухе остро пахло приближающимся тропическим ливнем и какими-то экзотическими цветами. Сладкими и дурманящими.
К пятерке присоединился еще один участник действа. В отличие от других этот был в балахоне алого цвета, расшитом черными символами. Как видно, он был здесь за старшего. Потому что остальные словно по команде повернулись к нему и низко, почти до самой земли, поклонились.
“Вожак” сделал быстрый знак рукой, и люди в черном расступились.
Стало видно то, что находилось в центре круга.
Большой каменный стол с выпуклой поверхностью. И у его подножия извивается что-то похожее на гигантскую гусеницу или куколку.
Новый резкий жест “вожака”.
Пятерка подскочила к “гусенице”. Один из “чернобалахон-ников” выхватил из-за пояса длинный каменный нож и взмахнул им. Путы, стягивающие “куколку”, пали, открыв взорам присутствующих обнаженное мускулистое тело молодого мужчины. Он попытался вскочить, но не тут-то было.
“Чернобалахонники” мертвой хваткой вцепились в него. Приподняли и бросили на стол. Один ухватил молодого человека за длинную густую шевелюру, прижав голову так, что подбородок несчастного вздернулся высоко к небу, а горло выгнулось. Двое держали жертву за руки, еще двое вцепились в нижние конечности.
“Алый” подошел к камню и склонился над мужчиной. Положив руку ему на грудь, он прислушался к учащенному биению сердца жертвы. Удовлетворенно кивнул и затянул то ли молитву, то ли заклинание.
Молодой человек попытался закричать, но из его горла вырвался только жалкий всхлип. “Алый” злобно оскалился и погрозил пальцем. Затем что-то прошипел “черным”. Те усилили нажим на голову и конечности парня. Его тело выгнулось дугой.
В воздух взметнулся изогнутый нож из обсидиана. Одним профессионально точным, буквально хирургическим взмахом “вожак” рассек грудь парня. Послышался звук лопающейся кожи. Из разреза полилась густая кровь.
Откинув нож, убийца вонзил правую руку в рану, раздвинул плоть, залезая под ребра, и, сжав кулак, изо всех сил потянул его на себя. Рука с чавкающим звуком выскочила из рассеченной груди юноши.
Что-то большое и трепетное билось в сжатой ладони “вожака”.
Сердце!
Человеческое сердце.
Сладко запахло свежениной.
Парень на камне забился в судороге. Но сознание еще не покинуло его. Туманящийся смертной
