моды, он походил на картинку из парижского модного журнала и даже держал в руке гармонично подобранный букет из пармских фиалок – как Ольге уже было известно, продававшихся в Петербурге только в оранжерее бельгийского подданного Гравело по ценам, мягко выражаясь, изумляющим…
Критически оглядев себя в зеркале, она с присущей ей скромностью признала себя почти неотразимой: открывавшее плечи платье из шелкового муслина цвета «знойного арабского полдня», бальная прическа – разделенные пробором волосы пышными прядями спускались вдоль висков к ушам, посреди головы гребень, окруженный валиками из волос, жемчужная нить на манер диадемы. Одним словом, как ни скромничай, а в зеркале отражалась отнюдь не дурнушка…
Ольга спустилась во двор как раз вовремя, чтобы услышать нетерпеливый стук в калитку, которую немедленно и отворила. Любезный друг Алексей Сергеевич, как она отметила с женским тщеславием, был ежели не ослеплен, то по крайней мере поражен.
– Проходите же, – сказала она, прикидываясь простушкой, совершенно не замечающей, какими взглядами ее окидывают.
– Но…
– Я отпустила прислугу, – сказала Ольга все с той же наивностью. – Они так настойчиво выпрашивали выходной день, что я не смогла устоять из человеколюбия…
– Вы… получили мое письмо? – чуточку беспомощно вопросил поэт, все еще пребывавший в состоянии оторопи.
– Ну разумеется, – Ольга одарила его лучезарной улыбкой. – Иначе почему же я вас здесь жду в этот час?
– Что это за дом?
– У всякой женщины есть свои маленькие секреты, – сказала Ольга. – Неужели вы этого не знали? Ну идемте же, или вы намерены стоять здесь до темноты?
Она непринужденно забрала у него букет и первой направилась в дом. Провела гостя в маленькую аккуратную гостиную, обставленную со слащавым немецким уютом, принесла воды в небольшой хрустальной вазочке, поставила туда цветы. Обернулась с лукавой улыбкой:
– В ваших письмах вы были столь настойчивы и красноречивы, что бедная, неопытная провинциальная вдова просто не могла устоять перед одним из самых знаменитых светских львов…
– Вы надо мной насмехаетесь? – спросил он тоскливо.
– Вы меня, право, обижаете, Алексей Сергеевич, – сказала Ольга, испробовав на нем набор разнообразнейших улыбок. – Неужели вы меня считаете столь жестокой, способной заставить автора таких писем ехать через весь город исключительно для того, чтобы насмехаться над ним? – ради усугубления ситуации она потупилась с наигранной робостью и спросила тихо: – Вы действительно меня любите?
Какое-то время она опасалась, что поэт бросится к ее ногам, – в сентиментальных французских романах это, конечно, выглядело красиво, но Ольге всегда казалось чересчур высокопарным и пафосным для реальной жизни. К счастью, этого не произошло. Алексей Сергеевич попросту приблизился к ней вплотную, взял за руку и сказал чуть растерянно:
– Я сам не знаю, что со мной происходит. Вы внезапно возникли из ниоткуда, и я потерял покой… Я понимаю, что говорю ужасные банальности, но только теперь понял, что такое «украсть сердце». Можете смеяться, но вы мое сердце украли…
В ней одновременно присутствовали две разных личности: волевая колдунья, с нешуточным искусством доведшая дело до сегодняшнего финала, и обычная девушка, которой приятно было слушать такие слова и чувствовать на себе такие взгляды. Правда, обе эти личности сливались в одну – молодую энергичную женщину, точно знавшую, чего она хочет…
– Почему вы молчите? – спросил Алексей Сергеевич.
– Потому что не собираюсь ничего говорить, – призналась Ольга с задумчивой улыбкой.
Сделала крохотный шажок – большего и не требовалось, чтобы преодолеть разделявшее их расстояние, – положила ему руки на плечи и решительно приблизила губы к его губам.
Надеялась, что он поймет все правильно. Так и случилось…
Проснувшись среди ночи, Ольга поначалу не поняла, что ее разбудило. Человек, получивший ныне полное право на звание сердечного друга, спал блаженным сном, дыша ровно и спокойно. И в комнате, и на улице стояла тишина, лунный свет причудливо освещал фиалки в вазочке, лежал на полу, отражался в застекленных хозяйских акварелях, изображавших неизвестные пейзажи. Все вроде бы было спокойно. И тем не менее что-то ее заставило проснуться…
Дело в том, что шевельнувшаяся в полосе лунного света невысокая тень принадлежала чему-то определенно живому, поднявшемуся над подоконником…
Старательно полуприкрыв глаза, Ольга притворилась спящей – но сквозь длинные ресницы рассматривала окно. Нечто небольшое, значительно уступавшее размерами человеку, ободренное ее мнимой неподвижностью, шевельнулось гораздо живее и прижималось к оконному стеклу, вглядываясь в комнату.
Учитывая, что находилось это окно на втором этаже, все было чуточку странно. Кошка? Но на кошку, а также на любое другое маленькое домашнее животное это создание нисколечко не походило, скорее уж напоминало маленького скрюченного человечка с невероятно длинными ручонками, которыми он цеплялся за карниз. Ну конечно, какая кошка смогла бы взобраться по гладкой кирпичной стене, лишенной архитектурных украшений…
Страха не было, конечно, – какой тут страх? Разве что раздражение на неизвестную тварь, взявшуюся столь беззастенчиво подглядывать за Ольгой в ее собственном, смело можно сказать на ближайший год, домовладении.
Тщательно продумав каждое движение, Ольга одним рывком спустила на пол босые ноги и метнулась к окну. Существо, издав явственно донесшийся через стекло испуганный писк, исчезло из виду. Прижавшись лбом к стеклу, Ольга увидела, как оно с невероятным проворством несется по освещенному лунным светом двору – определенно похожее на человека, но несущееся на четвереньках, – причем показалось, что задние конечности сгибаются у него коленками назад, как у кузнечика. Взлетело на забор…
Не рассуждая, Ольга послала вслед точный удар – весьма сильный, настигший странное существо на кромке забора.
Словно облачко черной густой копоти взлетело. Существо, будто кот, получивший изрядный пинок, не свалилось на ту сторону, а пролетело несколько саженей на середину улочки, покатилось там кубарем в пыли, взмыло на задние конечности и с поразительной быстротой припустило прочь, так что моментально исчезло из виду.
Ольга недоуменно пожала плечами. Она так и не смогла для себя прояснить, с чем столкнулась – ее новый жизненный опыт ничего подсказать не смог, и она оказалась в положении ученого натуралиста, встретившего животное, которого не было ни в одном из толстых трудов…
В конце концов, особой опасности не ощущалось. Она напомнила себе, что этот город – для того, кто умеет видеть, – кишмя кишит неизвестными созданиями. Не похоже, чтобы это давало основания для беспокойства.
И она поступила просто, сделала все, что было в ее силах, – окружила домик невидимой полосой шириной в пару аршин, ступив на которую некоторые создания испытали бы примерно то же самое, что человек, вздумавший босиком пройти по раскаленным углям. Неизвестно, могло ли это помочь в данном случае, но больше она ничего не могла сделать: не вылетать же в окно, не гоняться же по переулкам и пустырям за этой тварью, очень возможно, представлявшей собою самую безобидную для нее разновидность мелкой нечисти. Вполне могло оказаться, что она в этих местах обитает издавна и домик немца навещает не впервые.
Ольга прошлепала босыми ногами к постели, осторожненько, чтобы не разбудить спящего, легла и, приподнявшись на локте, долго и задумчиво разглядывала свое, если можно так выразиться, приобретение. Совесть у нее была спокойна: она его не привораживала, ни разу не пустила в ход ни крошечки симпатической магии, вообще ничего не использовала из того, что было ей доступно. Он сюда пришел по собственному желанию, по собственной воле, а значит, не было никакого нарушения законов божеских и человеческих…
Это было приятно – осознавать, что хотят именно тебя, без всякого колдовского принуждения.
Глава семнадцатая
Одни неприятности
Как уже вошло в обычай, корнет Ярчевский был встречен в доме Алексея Сергеевича с большим радушием – разве что пушки не палили по причине их совершеннейшего отсутствия да многочисленная дворня не высыпала навстречу по той же причине. Ограничилось все неизменным Семеном, весьма шустро распахнувшим дверь перед почетным гостем.
Хозяин, правда, был сегодня то ли не в духе, то ли погружен в заботы. Он, конечно, поприветствовал корнета вполне дружески, но чувствовалось, что сегодня его тяготят дела. Проходя к креслу, Ольга украдкой бросила взгляд на стол, на груду бумаг – они ничем не напоминали черновики стихотворений, имели вид скорее казенный.
Алексей Сергеевич был достаточно деликатен, чтобы прямо не пытаться отделаться от неожиданного гостя, но некоторое напряжение все же повисло в воздухе. Ольга сделала вид, что ничего подобного не замечает: она как раз пришла по серьезному делу, так что следовало проявить толстокожесть…
От предложенного чубука она отказалась – не стремилась нисколечко осваивать курение. Вот этот мужской обычай ей был решительно неприятен. Дождалась, когда хозяин, приняв от Семена зажженную трубку, сядет в кресло напротив, и, без малейшего промедления решив брать быка за рога, сказала:
– Простите великодушно, Алексей Сергеич, я же вижу, что вы заняты, и мой визит определенно не к месту сегодня… Но так уж сложилось, что у меня к вам важное дело. Не как к доброму приятелю или поэту, а скорее уж как к чиновнику Третьего отделения…
На лице хозяина моментально появилось незнакомое прежде выражение – острого интереса.
– Что-то стряслось? – осведомился он. – И требуется моя помощь…
– Мне – ни малейшей. Помощь требуется скорее государю…
Взгляд хозяина стал вовсе уж пронзительным.
– Корнет, вы, часом, не употребляли ли сегодня шампанское в чрезмерном количестве?
– Друг мой, я трезвехонек, – сказала Ольга.
– То, что вы сейчас произнесли – крайне серьезно…
– Я знаю, – сказала Ольга. – Потому я к вам и пришел, кто, кроме вас, сможет выслушать и принять меры… Других близких знакомых, имеющих отношение к… тем правительственным учреждениям, где вы служите, у меня попросту нет.
