'Может, нужен какой-то пароль?' – мелькнуло у меня в голове. Я еще раз окинул взглядом небольшую комнату. Вдоль стен стояли секции узких полок, разделенных вертикально на большое число узких ячеек. Над одной из них, довольно высоко, висел раскрашенный в цветочки микрофон. Обратиться еще раз значило смириться с поражением. Я положил свою желтую папку на стол той девушки, которая ела.
Она посмотрела на нее, продолжая жевать. Над зубами у нее розовели десны. Затем мизинцем отодвинула салфетку, в которую был завернут хлеб, но так, что часть его осталась выдвинутой за край бумаги.
Я подошел к полке и в глубине ячейки заметил за ней что-то белое – поверхность двери.
Она была загорожена полками. Без раздумий я ухватился за секцию и стал ее отодвигать. Вертикальные пластины, делящие полки на ячейки, угрожающе зашелестели.
– Шестнадцать, семнадцать… – считала зловещим шепотом секретарша, – девятнадцать…
Полки за что-то зацепились. Дверь освободилась лишь наполовину. Я заметил, что она отворялась в ту сторону, нажал на ручку и протиснулся между косяком и боковиной секции полок.
4
– Наконец-то вы изволили явиться! – приветствовал меня юношеский голос.
Из-за письменного стола красного дерева поднялся офицер со светлыми, как лен, волосами, без кителя, в одной рубашке. В комнате было очень жарко. Из ящика стола он достал маленькую щеточку.
– Вы запачкались о стенку.
Он чистил мне рукав и в то же время говорил:
– Я ждал вас со вчерашнего дня. Надеюсь, вы провели ночь не наихудшим образом? Работа не позволяла мне сегодня отойти, но я этому даже рад, ибо из-за этого мы не могли разминуться. Минуточку, вот тут еще немного известки. Однако, я уже настолько глубоко вошел в ваше дело, что отношусь к вам, как к старому знакомому, а ведь мы, собственно, еще ни разу не виделись. Я – Эрмс, да вы, впрочем, знаете.
– Да, знаю, – сказал я. – Благодарю вас, не утруждайте себя, господин майор, это пустяк. У вас есть для меня инструкция?
– Ясное дело, иначе зачем бы я сидел здесь? Чаю?
– Да, пожалуйста.
Он пододвинул ко мне стакан, спрятал щетку в стол и сел. При этом он все время улыбался. У него была обаятельная наружность светловолосого мальчишки, хотя, присмотревшись к нему поближе, я обнаружил вокруг его смеющихся голубых глаз морщинки, однако это были морщинки смеха. Зубы у него были как у молодого пса.
– Ну, к делу, мой дорогой. Инструкция… Где же это она у меня была, эта инструкция…
– Только не говорите, что вам надо за ней выйти, – заметил я.
Я слабо усмехнулся. Он залился таким неудержимым смехом, что у него даже слезы выступили на глазах. Поправляя развязавшийся галстук, он сквозь смех проговорил:
– Ну и шутник же вы! Нет, не нужно мне никуда выходить, она у меня здесь.
Он показал рукой в сторону. Из бледно-голубой стены выступала стальная оболочка небольшого сейфа. Он подошел к нему, покрутил кодовые диски так, что сейф аж завибрировал, извлек из его недр толстую пачку бумаг, перевязанную шнурком, бросил ее на стол и, опершись на нее сильными большими руками, сказал:
– Ничего не скажешь, задал вам наш старик задачу. Крепкий орешек! Придется попотеть. Для вас это, наверное, впервые?
– В общем, да, – сказал я.
Поскольку он смотрел на меня одобряюще, я добавил:
– Если бы я пробыл здесь подольше, то сделался бы, наверное, первоклассным специалистом даже без всяких там миссий. У вас тут помимо воли пропитываешься этим…
Я не мог подыскать слова.
– Этим колоритом! – воскликнул он. И снова рассмеялся. Вместе с ним смеялся и я. Мне было легко и хорошо.
Мне вовсе не пришлось превозмогать себя, чтобы помешать чай. Было даже странно подумать, с чем это совсем недавно у меня ассоциировалось.
– Я могу с этим познакомиться? – спросил я, указывая на перевязанную пачку бумаг.
– Это уж как вам будет угодно.
Он передал мне через стол сверток, оказавшийся довольно увесистым.
– Прошу вас.
Однако его тихий, полный настойчивости голос препятствовал мне взглянуть на бумаги.
– Может, сначала мы все же наведем порядок в отношении некоторых… недоразумений – таким неблагозвучным служебным термином это у нас определяется. Вы мне поможете, не так ли?
– Да? – пробормотал я одними губами, ставшими вдруг какими-то чужими и непослушными.
– Может, нужно куда-нибудь позвонить? – подсказал он, деликатно опуская глаза.
– Верно! Я совсем забыл! Священнику из Теологического Отдела. Я совершенно о нем забыл! Я могу отсюда позвонить?
– Ах, я даже это за вас сделаю.
– Вы? Но как… откуда…
– Да пустяки. Не оставалась ли еще какая-нибудь мелочь?
– Даже не знаю… А что мне следует делать? Может, рассказать вам?
– Я не настаиваю.
– Это все было испытанием, господин майор, да? Меня подвергали испытанию?
– Что вы понимаете под испытанием?
– Ну, не знаю, что-то вроде предварительного изучения. Я понимаю, что пригодность кого-то, кто в какой-то мере является новичком, может быть поставлена под сомнение, и поэтому ему подсовывают…
– Минуточку… Прошу прощения… – Он был возмущен и огорчен. – Сомнения? Изучение? Подсовывание? Как вы могли допустить что-либо подобное? Я имел в виду, что вы… ну же!.. Взяли там – ведь так? – намереваясь вручить мне… Какой же вы забывчивый!
Он улыбнулся, видя мою беспомощность.
– Ну же!.. Там, в часовне… Это у вас сейчас с собой, наверное, в кармане, ведь так?
– А-а!
Я вытащил фальшивый палец и подал его майору.
– Спасибо, – сказал он. – Я приобщу это к делу. Это должно основательно усугубить его вину.
– Там есть что-нибудь внутри? – спросил я, глядя на сморщенный палец, который он положил перед собой.
– Нет, откуда?..
Он поднял розовую колбаску так, чтобы я мог видеть ее на свет. Палец был прозрачен и пуст.
– Просто будет фигурировать в деле, как свидетельство демонстративности. Ему от этого еще больше не поздоровится.
– Старику?
– Ну да.
– Но он же мертв.
– Ну и что? Это был враждебный акт. Вы ведь видели, как он из-под флага, того…
– Но ведь это был труп.
Он тихонько рассмеялся.
– Дорогой коллега – я, пожалуй, могу вас так называть? – хороши бы мы были, если бы позволяли всяким вот так, смертью, от всего отвертеться? Но довольно об этом. Спасибо за сотрудничество. Вернемся
