было в том, что на лицах граждан сияли предпраздничные улыбки, и разве что маленькие деревянные торговые палатки напоминали о гнилом старом режиме. Рядом c палатками, голубой кафельной молочной и квасной будкой властвовали, точно свиньи в апельсинах, немые витрины госторгов. Витрины были пусты – по той простой причине, что помогать покупателю увидеть товары, которые и без того раскупались, не имело никакого смысла.
Пока Аркадий Борисович шел по Мясницкой и чихал от тухлого запаха, исходящего от диетической столовой, расположенной в начале Кривоколенного переулка, его будущие компаньоны прогулялись по Александровскому саду и уже подходили к Арбатской площади, где красовалась «Прага» – лучшее место в Москве, как считал Бендер.
Подойдя к двери, Остап поправил галстук, костяшками пальцев постучал в стекло. Дверь открылась. Не говоря ни слова, Бендер принял важный вид, жестом отодвинул мощную фигуру бородатого швейцара и прошел внутрь.
– У вас заказано? – удивленно приподнял левую бровь швейцар.
– Естес-c-сно! Вот что, любезнейший, минут через пять придет наш товарищ, Оконников. Немедленно его пропустить, – приказал великолепный Остап и сунул швейцару в руку купюру на чай.
Швейцар молча принял у важных посетителей верхнюю одежду и пропустил их в зал.
В ресторане было шумно и дымно. Играла музыка.
«Челаэк!» – открыл было рот Корейко, но Остап его одернул:
– Нужно быть вежливым. Мы пришли не в какой-нибудь кабак, а в образцовую столовую МСПО!
Возник метрдотель в смокинге и белом галстуке-бабочке.
– Добрый день! – учтиво проворковал он и c достоинством поклонился.
– Нас будет трое. – Остап скользнул глазами по столикам. – Мы бы хотели пообедать.
Метрдотель галантно сделал пригласительный жест и отвел видных клиентов к столику, стоявшему недалеко от эстрады.
– Что прикажете? – Метродотель подал меню. – Рекомендую филе куропатки, шоффруа, соус провансаль, беф бруи, филе портюгез, пудинг-дипломат, ростбиф, расстегайчиков...
– Вот что, любезнейший, – многозначительно провозгласил Бендер, возвращая меню. – Все самое самое... и столик накройте, как в лучших домах. – И Остап небрежно сунул метрдотелю несколько купюр.
Любезнейший раскрыл от удивления глаза, принял лакейскую позу и тихо произнес:
– Одну минуточку-c!
Сказано это было так преданно и по-лакейски ласково, что Корейко на какой-то миг почувствовал себя одновременно королем Англии, Франции и Испании. Он нетерпеливо стучал пальцами по столу, ерзал на стуле и блуждал глазами по соседним столикам. Неожиданно у Корейко заныло в желудке, рот наполнился слюной, а чаша терпения вот-вот должна была разбиться.
Ждать пришлось недолго.
К невысокой черной вазе c выводком рюмок и бокалов на белоснежную крахмальную скатерть прибыли во множестве тарелочки, чашечки и судочки c неподдающимися описанию яствами.
– Хорошое вино, – причмокнул Корейко, вонзив в себя рюмочку. – Правильно говорят, что Россия без выпивки потеряет свою душу.
– Ну где же ваш Оконников?
Остап был немного взволнован.
– Задерживается... а вот он.
К столику подошел не первой молодости человек c блистающим джентльменским лицом, в новом, c иголочки, но мокром в некоторых местах, английском костюме того самого стиля, который Остап Бендер называет «шик-модерн».
– Александр Иванович... – приветливо улыбнулся джентльмен и крепко пожал руку Корейко.
– Познакомьтесь, – пролепетал Корейко.
– Оконников Аркадий Борисович, – представился «шик-модерн».
– Бендер Остап Ибрагимович, – в свою очередь представился Остап, пожимая руку джентльмену.
Оконников сел за стол, взял салфетку, развернул ее и положил на колени.
– Как давно вы в Москве? – горделиво спросил он, обращаясь к подпольному миллионеру.
– Только сегодня приехали, – кашляя, вымолвил Корейко.
– В наше время друг к другу, кроме «товарищ» или «гражданин», никак не обращаются, – начал Остап. – Впрочем, постойте, у актеров еще остались длинные высокопарные титулы. Так что же выберем мы?
– Чтобы не привлекать к себе внимания оставим эти титулы до лучших времен.
– Без титулов, так без титулов! За что выпьем?
– За знакомство, разумеется!
После того как выпили, Остап начал зондировать почву.
– Вы работаете в подотделе сбыта? – спросил он.
– Служу, – ответил Оконников.
– 'Служить бы рад!..' Да, чем только не занимаются люди. – Остап поднес к губам папиросу и, не прикурив, вдруг спросил понизившимся до полной нелегальности голосом: – Ждете прихода капитализма?
Оконников недоверчиво покосился на Бендера.
– Вы можете быть c ним совершенно откровенны, – выручил Корейко, попутно пригубив свой бокал.
Принесли какой-то экзотический бульон. К телячьему жаркому разлили бургундское.
– Остап Ибрагимович... – осторожно сказал Оконников.
– Я понял! – как бы переходя Рубикон, отозвался Бендер. – Аркадий Борисович, представьте себе, что у меня есть бронепоезд.
– Бронепоезд?
– И я его хочу продать на металлолом за валюту. Поможете?
– Я что-то не понимаю...
– Другими словами, если на расчетный счет Внешторга поступит, скажем, миллионов десять, возможно ли переправить эти деньги за рубеж?
– Десять миллионов? Это около пяти миллионов долларов, если по курсу!
– Что-то около того.
– Солидно.
– Мелко не плаваем.
– Мне нужно переговорить c Необходимцевым. Все заграничные счета проходят через него. Конвертация тоже через него. Если Александр Иванович в деле...
– Александр Иванович в деле, но первую скрипку играю я.
– А что это за деньги? Они чистые?
Остап многозначительно кашлянул, наполнил бокал Оконникова:
– Какая вам разница. Деньги не пахнут, если их хорошо отмыть. Вся сумма поступит из Немешаевска, c расчетного счета акционерного общества «Немхересплюс».
– Вы председатель?
– Председатель – некто Ключников, он вас не должен интересовать.
– Десять процентов от суммы, плюс за конвертацию, в общем на загрансчет падает что-то около трех миллионов.
– В долларах?
– Разумеется.
– Ну и проценты у вас. Как говорил один мой знакомый фининспектор, нас задешево не купишь. Гарантии?
– Никаких. Мы работаем честно.