В последней, шестой по счету анкете стояло, что Иван Иванович в настоящее время работает над сценарием под названием Вот под каким названием он сработал сценарий, Иван Иванович как раз и желал сейчас выведать у Райки-Попрошайки, которой он, наконец, дозвонился.
– Раиса Михайловна, это я. Распятий, – трескуче закричал он в трубку, как кричал когда-то в трубку полевого телефона, боясь, что связь отрежут, – я хочу узнать ваше мнение о моем сценарии. Как вам понравилось название? – схитрил Иван Иванович, сам стараясь вспомнить раньше Райки-Попрошайки и с леденящим душу ужасом убеждаясь, что сам вспомнить названия не может.
– Я, извините, Ван Ваныч, вашего названия не помню, – отстучало в ответ. И только Иван Иванович с некоторым даже облегчением подумал: «Что, и она тоже?», как услышал: – Я вообще ваших рукописей не читаю, а перепечатываю. Если у вас ко мне какие-нибудь претензии по машинке – приносите, исправлю. И конфеты обещанные захватите. А читать, извините, времени нет. Вот сейчас Макар Аполлонович срочную статью прислал на сорок страниц, так что же, по-вашему, читать мне ее прикажете? Я еще с ума не сошла. Про конфеты не забудьте.
И загудело в трубке.
Случай второй
Иван Иванович нацепил трубку на рычаг и ошалело уставился на крючок для подвешивания ручной клади, словно надеялся, что желтый портфель с чернильным пятном около застежки каким-то образом вдруг объявится на крючке.
Но портфель не объявился. Крючок торчал из стены бесстыдно голенький. Иван Иванович в сердцах хватил по нему кулаком и пребольно зашиб руку.
«Дурак я дурак! – мысленно осудил себя Иван Иванович, усердно дуя на сбитые в кровь костяшки пальцев. – И с чего я так распсиховался, спрашивается? Будто никто, кроме меня и машинистки, моего сценария в глаза не видел. А редакторша моя? Да она этот сценарий должна лучше самого меня знать, досконально помнить, что я там такое сочинил. Ну-ка, который час?»
И только Иван Иванович намерился взглянуть на часы, как дверь автоматной будки распахнулась, горячо дохнуло кислым духом суточных щей, и глухой бас прогремел над Иваном Ивановичем следующие справедливые слова:
– Ты что здесь прописался, козел?
И одновременно с этими словами на огромной волосатой руке сунулся под нос Ивану Ивановичу циферблат ручных часов, стрелки которого обозначали около четверти двенадцатого.
Пока обладатель глухого баса заполнял будку, Иван Иванович быстро вычислил в уме, как ему выйти на свою студийную редакторшу Маргариту Аркадьевну Болт.
«На студию ехать не стоит, – прикинул Иван Иванович, – С десяти до двенадцати она скорее всего на каком-нибудь совещании. А если никаких совещаний нет, то и ее нет. А после двенадцати – тут Иван Иванович даже присвистнул, представив себе, как он разыскивает редакторшу на киностудии. „Только что тут проходила“, – удивляются люди, снующие по бесконечно длинным коридорам. Придется периодически возвращаться в кабинет редакторши и там слышать от неизвестно чем занятых в редакторском кабинете незнакомых мужчин: „Она только что вышла“. А если попробовать передать, что он, Распятии, ее разыскивает, незнакомцы тут же ответят, что сами собираются уходить.
«Самое верное домой ей сейчас позвонить, – подытожил Иван Иванович свои вычисления, – все- таки больше вероятности застать».
И через некоторое время он снова водворился в будке. Трубка попахивала кислой капустой, но телефон, словно устыдившись прошлого своего безобразия, заработал исправно. Иван Иванович терпеливо слушал долгие гудки и был вознагражден:
–Да?
– Маргарита Аркадьевна?
– Ну я. Кто это?
– Это Распятий. Здравствуйте!
– А-а... Вы по поводу аванса? Я уже убегаю на студию, – привычно соврала Маргарита Аркадьевна непослушный со сна голосом,
– Нет-нет. Аванс я давно получил. Маргарита Аркадьевна, у меня тут вышла неприятность.
– Что такое? Пустомясов отклонил?
– Нет. У Пустомясова я еще не был.
– Все ясно.
«Что ей там такое ясно?» – удивился Иван Иванович.
– Алле!
– Ну?
– Украли? – трубка хмыкнула. – Кому он... Странно. Вы шутите?
– Не шучу. Алле!
– Я слушаю, – сказала Маргарита Аркадьевна.
– Это еще не самое странное. Я вам сейчас скажу, только вы не вешайте трубку и учтите, что я вообще не пьющий. Честное слово. Алле?
– Я слушаю, – сказала Маргарита Аркадьевна. Иван Иванович шумно вдохнул воздух и произнес на одном дыхании:
– Самое странное, что я начисто забыл, о чем писал в сценарии, и название забыл. В трубке зашелестело.
– Маргарита Аркадьевна, напомните, умоляю! В ответ раздались всхлипывания и:
– Я вообще не хотела с вами работать. Теперь я понимаю, почему вы не нашли общего языка с Саквояжевым. Зачем вы меня не предупредили заранее?
– Как не предупредил? О чем?
Но, видно, у Маргариты Аркадьевны Болт уже сложилась своя, редакторская точка зрения на только что предложенный Иваном Ивановичем оригинальный сюжет:
– Сколько раз я вам говорила... я просила все вы так... никогда ничего я так и знала!
Маргарита Аркадьевна еще что-то проговаривала сквозь насморочные всхлипывания, а Ивану Ивановичу живо представлялось, что сейчас его редакторша должна быть похожа на заплаканную лошадь.
– Маргариточка Аркадьевна...
– Сами разбирайтесь с Пустомясовым, с Саквояжевым, с кем хотите... Я всегда говорила, что проблема в вашем сценарии...
– Стойте! – отчаянно ухватился Иван Иванович за мелькнувшую в потоке слез соломинку. – Какая проблема?
И услышал в ответ:
– Не надо не надо так... Я тоже человек... Я – женщина... Меня все знают.
Так Маргарита Аркадьевна Болт, сценарный редактор Ивана Ивановича, сочла нужным закончить этот телефонный разговор.
Случай третий
Иван Иванович выкурил одну за другой три сигареты и решил в ожидании возврата зашалившей
