– Иди ты... со своим сценарием, – глухо заскулил Ужов. – Другой напишешь. У тебя почти на глазах друг умирает, вот это – неприятности...
Ужов чихнул и затих.
– Филимон! Тишина.
– Филимон!!!! – в паническом испуге заорал Иван Иванович.
– Ааа
– Как тебе помочь?
– Спустись на первый этаж, третья квартира. Спроси Витьку-слесаря. Скажи: Филька умирает. Он
– хороший мужик, поймет
Иван Иванович спустился вниз и позвонил в квартиру № 3. За дверью зашлепали шаги и раздраженный женский голос спросил:
– Чего надо?
– Можно Виктора, слесаря? – вежливо обратился Иван Иванович к дверной клеенчатой обивке.
– Нету его. Во дворе посмотрите. Иван Иванович вышел во двор.
– Идет, – сказала старушка, завидев Ивана Ивановича.
– Вы не подскажете, где найти слесаря Виктора?
– обратился к ним Иван Иванович.
Старушки сдвинулись теснее, крепко сомкнули полые свои рты и стали глядеть куда-то вдаль. По выражению их глаз было понятно, что в дали они наблюдают что-то крайне возмутительное.
В глубине двора, возле мусорных бачков стоял приземистый мужчина с бумажным кульком в руках. У его ног в кружок расселись штук восемь тощих кошек. Мужчина поминутно заглядывал в кулек и, соблюдая одному ему известную очередность, наделял кошек пищей.
– Ванька, вон он с кошками! – закричал сверху Ужов.
Иван Иванович направился к мусорным бачкам и остановился за пределами кошачьего круга.
– Кранов, говорю вам, в настоящее время нет! —неожиданно обрушился на Ивана Ивановича мужчина с кульком. И быстрым взглядом оценив действие таких своих слов, уже миролюбиво заключил:
– И прокладок тоже нет.
– Мне... – сказал Иван Иванович... я... – и доверительно сообщил в порядке информации: – Филька умирает.
Мужчина бросил кулек на землю и, перешагнув через сбившихся в кучу кошек, подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Посверлив Ивана Ивановича бирюзовыми глазками, строго спросил:
– Чтой-то с ним?
Иван Иванович доложил обстановку. Витька-слесарь, выслушав безвыходные обстоятельства Ужова, дал такое заключение:
– Фильку жалко. Хороший мужик. Но я замка не трону. Ведь если что, Капитолина его меня за хобот и в конверт. Пускай мучается. – И вперевалку зашагал к дому. Иван Иванович поплелся за ним.
– Витька! – заголосил Ужов с балкона.
– Чего орешь? – еще громче Ужова отозвался Витька. – Неудобно!
– Плевать я хотел! Тут все свои...
– Жалко мужика, – обернувшись, бросил слесарь Ивану Ивановичу и скрылся в подъезде.
Иван Иванович снова поднялся к ужовской двери.
– Не может он, Капитолины боится.
– Хрен с ним! Что-нибудь придумаем.
– Филимон, – Иван Иванович поцарапался в дверь. – Знаешь, я начисто забыл, что писал в сценарии. Ты не помнишь? Ну тот, который мы обсужда
ли на худсовете, не помнишь?
– Не помнюЯ свои-то теперь не все помню.
– Плохо дело, – сказал Иван Иванович. – Не знаю, что и придумать
– Придумал! – крикнул Ужов из-за двери. – Тут рядом кафе «Незабудка». Как выйдешь из подъезда, направо, за угол дома. Направо и по мощеной дорожке шагов триста. Слушаешь?
Иван Иванович кивнул.
– Ванька, ты здесь?
–Да.
– Возьмешь за стойкой бутылку портвейна и попросишь трубочку коктейльную. Слышишь?
– Слышу. Зачем трубочку?
– Чудак! Вставим в замочную скважину. Понял?
– Понял...
– Иди, Ванька.
Иван Иванович пошел.
– Ванька! – позвал Ужов из-за двери.
– Что, Филимон?
– Я на тебя надеюсь, Ванька. Когда Иван Иванович заворачивая за угол: дома, Ужов перевесившись с балкона, кричал:
– Направо и еще раз направо. Триста шагов. Трубочку не забудь!
В «Незабудке» Иван Иванович ждал, пока барменша сдаст пустую тару, купил портвейн, и, конечно, про трубочку забыл. Повернул обратно к «Незабудке» и едва не угодил под «скорую помощь», которая выскочила из-за кустов.
– Залил зенки, дядя? – только и успел крикнуть Ивану Ивановичу санитар из окна машины, и «скорая помощь», взвыв, промчалась мимо.
– Какой желаете? «Москва»? «Яичный»? «Надежда»?
– «Надежда», – сказал Иван Иванович, забрался на высокую табуретку и подумал: «А вдруг сейчас выпью эту „Надежду“, расслаблюсь, и память вернется. Ведь бывают такие случайные сов падения».
Иван Иванович вынул из бокала трубочку и залпом заглотнул всю порцию.
Потом зажмурил глаза и постарался сосредоточиться.
Сначала перед внутренним взором Ивана Ивановича проплыли ничего не выражающие розовые пятна.
Потом сквозь эту неопределенную муть стало проступать какое-то неясное видение.
– Ну, давай, давай... определяйся! – внутренним голосом подхлестывал видение Иван Иванович. Видение стало определяться, стали вырисовываться очертания как будто человеческой фигуры.
– Пусть какой-нибудь из моих персонажей, – трепеща молил Иван Иванович.
А виденье между тем оформлялось, становилось объемным, и вдруг Иван Иванович, не открывая глаз, ясно увидел перед собой Витьку – слесаря на фоне помойных бачков.
Иван Иванович застонал и открыл глаза. И сразу же ощутил приторную коктейльную сладость во рту и тяжесть в области печени.
– Сколько с меня? – спросил Иван Иванович, и, не дождавшись сдачи, зашагал к ужовскому дому.
У подъезда, выхлестав из берегов бурую лужу, митинговала толпа. В гомоне голосов можно было уловить, что пьяным и дуракам – счастье. На подходе Ивана Ивановича толпа примолкла. Откуда-то из самого центра вывинтился Витька – слесарь и подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Доверительно сообщил:
– Дружка вашего на «скорой» увезли.
– Как увезли? Сердце?
– Может, и сердце...
