Тот сидел за компьютером и бездумно смотрел на рыбок — «скринсэйверов», заполонивших экран.
— Дима… — негромко позвала она.
Он обернулся к ней. И тут же опустил глаза.
— Что, Дима?.. — тревожно выдохнула Женя.
— Дубову пресс-релиз не понравился, — сказал, как отрубил, Бритвин.
Женя побледнела. А Дмитрий твердо добавил:
— Я считаю, что Дубов не прав… — Он понизил голос и договорил: — Но ты же знаешь, что с ним спорить бесполезно…
— А что именно ему не понравилось? — потерянно спросила Женя.
— Все, — вздохнул Дмитрий. — Стиль. Интонация. Подача материала. Сказал, что ты не в теме. Что с работой не справилась.
У Жени защипало в носу. Не хватало только разреветься.
— И что теперь? — тихо спросила она.
— Ничего.
— Дима, — робко спросила Женя, — а тебе-то мой пресс-релиз правда понравился?
— Да! Да! Да! — внезапно распсиховался Бритвин. — Понравился. Что ты еще хочешь услышать?!
Женя взглянула на него. Поняла, что Дима не играет в злость. По-настоящему рассержен. И — не ею. Нужно оставить его в покое.
Женя тихонько вернулась в свой закуток и остаток дня просидела там. Тряслась, чтобы Дубов не вызвал ее на ковер.
Она умела признавать поражения. Но сегодня Женя никак не могла в него поверить. Пресс-релиз у нее получился неплохим. И Бритвину понравился… Так какого ж рожна?!
Под конец рабочего дня она позвонила Мише Боброву. Он, видно, понял по расстроенному голосу, что ей плохо, и, даже не дослушав ее, сказал:
— Я подъеду. К тебе. К шести.
— Жду. — Женя с радостью подчинилась его уверенному и твердому голосу.
Когда ровно в шесть она садилась в его «Тойоту», Миша сказал:
— Ничего сейчас не рассказывай. Поговорим на месте.
— На каком месте? — не поняла она.
— Увидишь! — загадочно улыбнулся Миша.
«Тойота» выскочила на Ленинградку — и порулила не к центру, как обычно, а в сторону Кольцевой.
Женя молчала, слушала радио. Когда вдруг закрутили «пополамовскую» песню — чуть не расплакалась.
Миша ласково погладил ее по коленке. «Тойота» уверенно мчалась справа, рядом с тротуаром.
— Все-таки — куда мы едем? — спросила Женя.
— Давай ко мне домой, — весело предложил Миша. — Здесь рядом.
— Будешь утешать? Старым как мир способом? — резко спросила Женя. Только этого ей сейчас не хватало!
— Никаких «старых способов», — строго глянул на нее, отрываясь на секунду от дороги, Миша. — Все исключительно целомудренно… Просто сегодня утром у меня была мама. Напекла пирожков. Целую гору. Кто ж их съест, если ты не поможешь?
Возражать было нечего. Женя опять замолчала.
Миша свернул куда-то в переулки. Кружил по безликим улицам, уставленным одинаково серыми панельными многоэтажками. Здесь Москва казалась еще более скучной и скученной, чем у нее в Жулебине.
— Ты отвезешь меня домой после своих пирожков? — спросила Женя.
— Да, — рассеянно ответил Бобров. — Конечно, да.
Она искоса посмотрела на Мишу. Он не отрывался от дороги. Вел машину спокойно, уверенно и быстро.
Машина зарулила во двор. Бобров припарковался.
Вышел из «Тойоты». Быстро обошел ее. Распахнул перед Женей дверцу. Подал руку. «Какая галантность, — иронически подумала она. — Привез меня кушать мамочкины пирожки… Выходит, я его очаровала?.. Он без ума? А что, прекрасная пара… И прописка у него московская… Интересно, сколько он зарабатывает?..»
Она отогнала совсем не своевременные сейчас мысли. Бобров запер машину, прошел вперед и предупредительно распахнул перед ней дверь подъезда. Входя, она украдкой взглянула на часы. Без четверти семь, уже темно. «Приличные девушки в одиночку в гости к мужчинам не ходят. Но в моем К. я считаюсь девушкой неприличной… А в Москве на то, кто к кому и во сколько ходит в гости, народу наплевать…»
В квартире Боброва женщинами не пахло. Ни цветов, ни кружавчиков в комнате.
В ванной — единственная зубная щетка. Крем для бритья. Бритвенный станок. Ни тебе сохнувших чьих-нибудь трусиков.
Аскетичный суровый быт.
Квартирка еще меньше, чем ее. Низкие потолки… Совмещенные удобства… Не успела Женя проинспектировать ванную, как на кухне ее встретила гора румяных пирожков. И огромная чашка крепкого чая.
Она вдохнула вкуснейший пирожочный дух и поняла, как голодна. Странно — впервые за неделю она нормально пообедала, а к вечеру опять проголодалась! От нервов, что ли?
— Почему пирожки теплые? — удивилась Женя.
— Подогрел в печи, — улыбнулся Миша. Видно было, что ему доставляет удовольствие ухаживать за ней. Он бухнул ей в чашку три ложки сахара — и даже сам размешал. Женя не утерпела, вгрызлась в пирожок.
Она съела пирожков, наверное, двадцать, прежде чем насытилась. Обиды и злость сегодняшнего дня отодвинулись. Сытая эйфория овладела ею. Вернулся Миша, предложил: «Пойдем в комнату. Там удобней». Она покорно встала и перешла в комнату. Села в кресло. Миша откуда ни возьмись взялся с пледом. Укрыл ей ноги. Ей вдруг стало так хорошо, как ни разу с тех пор, как умерла мама. Кто-то о ней заботился. «Хочешь вина? — спросил Миша. — Настоящее, французское». Она отрицательно покачала головой. От сытости Женя почти засыпала.
Миша включил музыку. Заиграло что-то легкое, классическое, Вивальди, кажется. Миша сел на диван рядом. Взял ее за руку. «Классическая стратегия обольщения, — лениво подумала Женя. — Ну и черт с ним!.. А почему бы не попробовать? Вдруг — с ним все получится?»
— Ты обещал мне французского вина, — лениво проговорила она.
Голос прозвучал хрипло.
Много позже, когда она уже провалилась в сон — глубокий, сладкий, без сновидений, а потом — спустя, наверное, час — в ужасе проснулась: «Где я? Что со мной?» — горел ночник, и Миша лежал рядом, опершись на локоть. Он ласково смотрел на нее и улыбался.
— Спи, спи, маленькая… — Он ласково погладил ее по голове. Она доверчиво взяла мужскую руку в свои ладони. Спать совсем не хотелось.
— Принеси мне водички, — сказала она.
Он безропотно прошлепал, голый, на кухню. Ягодицы у него были красивые.
Принес ей воды. Она выхлебала целую кружку. Откинулась на подушки. И подумала: «Дубов со своими придирками — это просто фигня! Наплевать! Зачем мне „Глобус“ и „Пополамы“, когда рядом — Миша…»
