«Никакой бармен не сообщник, — подумалось Жене. — Все врет мой Миша».
Она достала из кошелька купюру в пятьсот шиллингов, радушно улыбнулась бармену: сдачи, дескать, не надо, — и поспешила к выходу из кафе.
Миша нагнал ее на улице, цепко взял за локоток. Другой рукой ловко вытащил из кармана пиджака очки, нацепил на нос.
— Поедем на такси? — спросил весело. — Или прогуляемся?
— А какие у меня гарантии? — жалобно сказала Женя.
— Да никаких у тебя, Женечка, нету гарантий! На все — наша с тобой добрая воля. Ты — делишься со мной бабками. Добровольно. Я — тебя добровольно отпускаю. И разбегаемся. Поняла?
С делами удалось покончить быстро. На такси до вокзала, где в ячейке автоматической камеры хранения покоилась сумка с деньгами, они доехали за семь минут. Обратно, до гостиницы, — за десять. Дежурный за стойкой внимательно посмотрел на Боброва. Бросил на Женю взгляд с еле уловимыми лучиками презрения. Молча выдал ключ. Они поднялись в ее номер — уже вылизанный безымянной австрийской горничной.
— До чего же приятно вести дела с цивилизованным человеком, — сказал Миша, складывая пачки долларов в полиэтиленовый непрозрачный пакет, который он, оказывается, носил с собой в кармане пиджака. Что за советская привычка!
— Умная, интеллигентная девочка… — продолжал ерничать Бобров. Он сидел на ее кровати. Покрывало смялось и сползло чуть не до пола. — Скажешь ей: надо делиться — она делится… Пойдем, проводишь меня до такси…
— Мы так не договаривались, — сказала Женя.
— Ну, не упрямься. Не укушу же я тебя. И ядом тебе в лицо прыскать не буду. Ты же не Бандера… Да и ФСБ теперь работает цивилизованно, безо всяких тебе «активных мероприятий» за границей. Вот насчет Интерпола ничего обещать не могу… Пошли-пошли… И не грусти. У тебя еще осталось триста тысяч долларов. Хороший куш…
Словно завороженная — заколдованная дудочкой крысолова! — Женя вышла вслед за Бобровым на улицу. Миша нес в руке полиэтиленовый пакет с долларами. Оттого походил на советского человека, оторвавшего в универмаге что-то дефицитное: может, потому, что вид имел до противности довольный. Прямо-таки весь светился.
Он взял Женю под руку. Она чувствовала, что вот-вот он скажет: «Пока», — и она никогда его больше не увидит. Несмотря ни на что, ей вдруг стало грустно с ним расставаться. После стольких дней одиночества за границей вдруг появился человек, говоривший по-русски… Человек из ее прежней жизни… Тот, с кем она даже была близка… Женя почувствовала, что за последний месяц в Москве она, оказывается, привязалась к Боброву. Говорят, так заложники привязываются к своим мучителям…
— Знаешь, Женя, — поддерживая ее под руку, несколько нерешительно сказал Бобров. — Сначала я не хотел тебе говорить… Но все же…
«Сейчас начнет объясняться в любви», — сердце у нее замерло… Затем застучало часто, и кровь прилила к щекам.
Миша остановился, повернул ее к себе лицом, снял очки.
— Я совсем не обязан тебе это говорить, — продолжал он, глядя ей в глаза, — но… Я скажу… Знаешь, я работаю вовсе не в КГБ.
Она ничего не понимала. Его слова пролетели мимо ее сознания. Он повторил еще раз, отчетливо и внятно:
— Ни в каком ФСБ я не работаю.
— Как?! — Женя опешила.
Она почувствовала себя одураченной — а затем ощутила, как земля уходит из-под ее ног.
Как?! Он опять обманул ее? Что же такое происходит?!
— Да, милая, да, — еще раз повторил Бобров. — Никакой я не капитан ФСБ. Я — частное лицо. Абсолютно частное…
Она потрясенно молчала. Потом наконец проговорила:
— Что же ты морочил мне голову, сволочь?
Я работаю на совсем другую корпорацию… — продолжал Михаил, — мощную, но — частную… Точнее даже сказать — на теневую. Стало быть, — извини, но так получилось! — и ты, в конечном итоге, работала на нее. Ну, вот… Зато теперь ты можешь быть счастлива и свободна. Никакое КГБ тебя здесь, за границей, искать не будет.
Женя чувствовала себя оглушенной. И еще: глубоко, ужасно, несправедливо обиженной. Одна секунда — и она набросилась бы на Боброва с кулаками. Или — разревелась.
Что же он за человек, этот Бобров!. Оборотень! Сначала он уверял, что любит ее… Он, простой парень, перегонщик подержанных машин… Потом он ударился оземь и обратился в «кагэбэшника». И тоже уверял, что любит ее… Теперь он открывает ей свое третье лицо… Настоящее. Настоящее ли?
Женя отвернулась. Она часто моргала, чтобы не заплакать. Много чести плакать тут перед ним!
Они стояли посреди тротуара. Редкие прохожие посматривали на них: парочка иноземцев решила выяснить отношения посреди Виднерштрассе. Говорят на повышенных тонах на незнакомом языке. Что ж, всяко бывает в туристской Вене…
— А как же твое удостоверение… — прошептала она.
— Ну, удостоверение — это вообще пара пустяков… — Миша опять нацепил на нос очки и снова стал самоуверенным, загадочным, недоступным. Пошло процитировал из «Двенадцати стульев»: — «При современном развитии печатного дела на Западе…» Да и зачем на Западе! У нас есть свои умельцы!
— А откуда… — пробормотала Женя. — Откуда, если ты не эфэсбешник, ты узнал про мое К-ское дело?!.
Ну, дело твое К-ское… — протянул Бобров. — Кто ищет, тот всегда найдет… Мы искали, на чем тебя можно зацепить. Или не тебя, а кого-то другого. Ту же Юлю, например… Но ты… Ты нам — своим собственным прошлым — преподнесла такой роскошный подарок. Что ж: как ты понимаешь, каждый человек в своей жизни оставляет материальные следы. И о твоем К-ском деле тоже оказалось возможным узнать… Потребовалась всего одна командировка в К. И выяснилось, что дело твое уголовное, как и все на свете, тоже можно купить. Не за пять копеек, конечно. Но если деньги есть — отчего бы и не приобрести столь драгоценнейший материал?
— Сволочь, — прошептала Женя, с ненавистью глядя на Боброва. — Это ты убил Бритвина?
— Бритвина? — искренне удивился тот. — Зачем? И я его не убивал, и наши — не убивали! И отношения к его убийству мы никакого не имеем!
— А кто? — быстро спросила Женя.
— Не знаю, — пожал Бобров плечами. — Какие-то пьяные дебилы. Отморозки… На самом деле они сильно спутали нам карты. Мне очень быстро пришлось перед тобой раскрыться.
— Раскрыться!.. — зло проговорила Женя. — То есть в очередной раз — соврать… Соврать, что ты — агент ФСБ.
— Ну да, — легко согласился Михаил. — Почему нет? Ведь это лучше, чем если бы ты с самого начала знала, на кого я действительно работаю. Когда ты числила меня агентом ФСБ, у тебя имелся более высокий уровень мотивации для твоей тайной миссии.
Женя молчала. Глаза у нее были на мокром месте.
Они по-прежнему стояли посреди тротуара друг против друга на полуденной Виднерштрассе, и редкие австрияки, не обращая на них особого внимания, проходили мимо и проезжали мимо в равнодушно-чистых заграничных авто…
— Обычный прием в любой разведке, — спокойно продолжил Бобров. — Один из распространенных методов вербовки… Называется: «вербовка под флагом». К примеру, агенту говорят, что он помогает ЦРУ, — а на самом деле он работает на КГБ. Или же человек считает, что снабжает информацией «Интеллиджентс сервис», — а в натуре он сливает информацию болгарской разведке. Ничего нового мы в данном случае — в случае с тобой! — не изобрели.
