работал в основном на Западе. Наверно, там, за бугром, и нахватался мути: «Коммерческая тайна превыше государственной!.. Если увидел, что коллега бездельничает, – сдай его начальству!»
Подруга Жени – Таня Садовникова – долго прожила в Америке. И рассказывала, что в Штатах детей, начиная чуть ли не с primary school <Начальной школы (англ.).>, учат ябедничать. Внушают: заложить товарища, совершившего неблаговидный поступок, – гражданский долг каждого янки.
А Дубов… Он в Штатах и учился, и работал… Вот и научился. Теперь прививает американский образ жизни на российской почве, скотина… На работу пешочком ходит, не курит, здоровье блюдет…
Женя быстро выключила компьютер и открыла очередной рассказ.
Когда ближе к вечеру появился Бритвин, Женя покончила со своей долей рассказов и принялась за стопку, что начальник отложил для себя.
Бритвин оценил:
– Молодец, Марченко, – перевыполняешь норму! Ну, и что там у нас?
Женя сверилась с записями:
– Я отобрала шестьдесят два рассказа. Ты, вчера, – сорок. И нечитанных – осталось, наверно, двести…
– Значит, слушай, Женька, – сказал Дмитрий. – С оставшимися писульками нужно покончить сегодня.
Женя едва не застонала и не удержалась, пробормотала:
– Но ты же говорил, что срок – до завтрашнего вечера…
Бритвин вздохнул:
– Объясняю. Мы с тобой уже отложили больше ста. И еще вон сколько смотреть, – он кивнул на коробку. – А отобрать нужно – всего тридцать. Я тебе разве не говорил?
Ничего он ей не говорил, просто велел выбрать все мало-мальски приличные рассказы!
– Так что завтра с утра начнем второй тур, – как ни в чем не бывало продолжил Бритвин. – Нужно отобрать тридцать финалистов. А вечером у тебя рандеву с писателем века. Поедешь в логово к несравненному Песочину. Он – председатель жюри. Ты, кстати, с ним знакома?
– Лично – нет, – пожала плечами Женя. – Книги – видела.
– А читала? – поинтересовался Дмитрий.
– Пробовала. Не смогла, – призналась Марченко.
– Почему не смогла? – требовательно спросил Бритвин.
– Слишком заумно, – подумав, ответила Женя. – Не по-человечески. Все с вывертами.
– Вот-вот! – перебил ее Дмитрий. – Это точно. Но победителя будет выбирать лично Песочин. Остальные члены жюри – пешки. В свете вышесказанного, наша задача – отсечь все человеческое. Никакой ясности, простоты и никаких стройных сюжетов. Тут вам не Чехов! Побольше метафор, синекдох, аллегорий, синопсисов!
– Синопсис-то тут при чем? – пробурчала Женя и вздохнула. Впереди, кажется, светит еще одна веселенькая ночь…
Дмитрий внимательно взглянул на нее и тоже вздохнул:
– Эх, Женька, какой мне рассказ вчера попался… Сюжет, герои, интрига!.. Весна, любовь, запахи, вкусы… Бунин, право, Бунин!.. Да только…
– Он махнул рукой, замолчал.
– Что?
– Да какая разница! – зло воскликнул Бритвин. – Наш Песочин этот рассказ все равно забодает!
Он помрачнел. Неловко свалил свою долю непрочитанных рассказов в портфель. Сказал отрывисто:
– До завтра, Марченко.
И вышел. Его плечи сутуло никли в безжалостном свете офисных огней.
Еще один «винтик». Еще один заложник «Глобуса» и большой зарплаты.
Женя смотрела ему вслед, пока он не вышел из офиса. Да что такое с Бритвиным?! Почему он вдруг ушел? Вроде у них только разговор завязался… Она хотела заварить ему кофе, рассказать про увольнение Кати, посплетничать про Дубова…
Женя взглянула на часы – семь вечера. Впереди – ночь. Впереди – сто рассказов, из которых нужно выбирать не самые лучшие, а самые заумные. Впереди – проклятое одиночество в чужой, неуютной, неухоженной квартире. Она не выдержала и уже собралась расплакаться – от одиночества, от никомуненужности, – когда зазвонил телефон.
– Женечка? Это Миша. Ты знаешь, я, наверно, дурак… Но я стою тут неподалеку от вашего «Глобуса». У Петровского замка…
– Я сейчас выйду! – Жене еле удалось скрыть радость.
Ей не хотелось отчитывать Мишу за то, что он приехал без предупреждения.
Хоть кому-то! Хоть кому-то она оказалась нужна!
Она забросила рассказы в пластиковый пакет – тяжелый, зараза! – и весело попрощалась с «глобусовцами».
«Тойота» была припаркована с противоположной стороны Петровского замка.
Женя остановила «Оку» рядом. Вышла из машины. Поняла, что не может сдержать радостной улыбки. Михаил вылез навстречу, поцеловал ее руку, посмотрел заботливым взглядом…
– Женечка! Ты выглядишь отлично. Только… только – еще больше похудела… – проговорил он.
– Да опять обедать было некогда, – беспечно ответила Женя. – Ничего, это полезно. Разгрузочный день.
– Ничего себе – полезно! – возразил он. – Ну-ка, поехали. Буду тебя откармливать.
С ума сойти: хоть кому-то есть дело, что она голодна!
Женя кивнула:
– Поехали. Опять эскортом? Или на моей «Оке»?
– На «Ок-к-е»? – засомневался Миша. И предложил:
– А может, мы ее здесь оставим?.. Поедим, и я отвезу тебя домой?
«Ага, и останусь ночевать… Не выйдет, господин Торопыга!»
Женя принялась отнекиваться, но Миша перебил ее. Широко улыбнулся:
– Да что ты волнуешься! Я сказал только то, что сказал. Вечером – я подкину тебя домой. Просто подвезу, и все. И поеду к себе. А утром – во сколько ты там выходишь? – приеду и отвезу тебя на твою дурацкую работу. Ты же устала, я вижу. Куда тебе сейчас за руль садиться? А так – я бы тебя пивком напоил.
Чуть-чуть – чтобы ты расслабилась…
Голос его звучал искренне. Что ж, «Оку» она может оставить где-нибудь на стоянке – возле метро «Динамо». А утром – прекрасно доберется на работу на метро, Мише развозить ее совершенно незачем.
– Звучит заманчиво, – проговорила Женя. Не будет же Бобров силой прорываться в ее квартиру!
Они поставили «Белку» на ночную парковку – со сторожем расплатился Миша. Женя закрыла машину и с удовольствием запрыгнула в уютное тепло «Тойоты».
Не удержалась, сказала:
– Спасибо тебе, Миша… У меня был тяжелый день…
– А я – твой реаниматор, – серьезно ответил он. – Появляюсь, когда тебе плохо. И привожу в чувство. Поехали?
– Куда?
– Да я тут кафешку одну раскопал. Называется – «Шуры-Муры». Кухня – обычная, но знаешь, чем там хорошо? Очень домашнее местечко. Настольные лампы, цветочки, то-се… И официантки – сонные…
– Отлично! – обрадовалась Женя. – Ненавижу надоедливых официантов!
Спокойно посидим, поболтаем…
